В спецзону, под пальму
Если рыночные реформы естественным образом влекли за собой разрыв с централизованной экономикой, то курс на открытость подрывал традиционную замкнутость, которая веками отгораживала Китай от внешнего мира. Двигаться в этом направлении страну побуждало успешное развитие соседних восточноазиатских стран, прежде всего «четырех малых драконов». Не будем забывать, что два из них — Гонконг и Тайвань — политически и исторически составляют часть Китая, Сингапур очень тесно связан с ним этнически, а Южная Корея — его «сестра» во конфуцианстве.
Все началось в августе 1980 года, когда на южном побережье были созданы четыре специальные экономические зоны (СЭЗ): две в провинции Гуандун (Шэньчжэнь и Чжухай) и две в Фуцзяни (Шаньтоу и Сямэнь). С инициативой их учреждения выступили гуандунские чиновники, которые просто не могли больше делать вид, что не замечают разительных отличий в уровне жизни между подведомственными им землями и сопредельным Гонконгом. Рассказывают, что последней каплей стал визит государственной делегации в небольшую деревушку Лофанцунь на берегу речки, отделяющей КНР от материковой части этой арендованной британцами территории. Выяснилось, что доходы крестьян на китайской стороне в 100 раз меньше, чем у жителей селения с тем же названием — на противоположной.
Свежесозданные спецзоны оправдали себя. Они привлекли капиталы диаспор, никогда не порывавших с отечеством в эмигрантском далеке. Зарубежные китайцы-хуацяо принялись энергично вкладывать средства в предприятия, производившие товары для экспорта. Со своей стороны власти предупредительно создали выгодные условия иностранным инвесторам: разрешили им брать в аренду земли для строительства, скажем, заводов — на целых 50 лет по крайне низким ставкам. И налогом на прибыль их обложили минимальным: всего 12% против гонконгских 17,5.
Биржевикам в деловом центре Шанхая Пудуне хватает забот: в декабре 2001 года после 15-летних переговоров Китай вступил в ВТО
Еще через пять лет, в 1985 году, привилегии небольших по площади СЭЗ распространились на обширные земли в дельтах рек Янцзы и Чжуцзян, а также на юге провинции Фуцзянь. Эмигрантам предоставили новые льготы: их концессии на три года полностью освободили от подоходного налога, а в следующие четыре они уплачивали его лишь наполовину. Именно с тех пор обозначилась последовательная политика по привлечению как можно большего числа инвестиций из-за рубежа. Даже законодательство подгоняется под эту цель. Например, после вступления в ВТО вопреки правилам этой организации Пекин продолжает предоставлять иностранцам больше преимуществ, чем собственным производителям.
В апреле 1988 года самой большой СЭЗ стал остров Хайнань у южных берегов страны. Теперь на этом лучшем тропическом курорте КНР с его прославленными бухтами Дадунхай, Ялунвань и Санья, где, как в каком-нибудь Шанхае, быстро вырос «лес» пятизвездочных отелей вроде «Шератона», «Хилтона» и «Марриотта», турист из центральных областей Поднебесной с энтузиазмом учится отдыхать, а также общаться с иностранными собратьями, которых он раньше, вероятно, и не видел.
Быстрое развитие туризма как нельзя лучше свидетельствует об успехе китайского курса на «открытость». Скажем, после того как атипичная пневмония, обрушившаяся на Китай, несколько ослабила хватку, страну за один лишь 2005 год посетили 120 миллионов гостей. Стоило ВОЗ исключить Поднебесную из списка государств, представляющих опасность для здоровья, — и толпы желающих купить майку с надписью «Я забрался на Великую стену», проплыть по Янцзы, погреться на Хайнане или заглянуть в глаза глиняным солдатам первого императора династии Цинь в раскопе под Сианью, вновь устремились по знаменитым маршрутам. Почти 30 миллиардов долларов принесла стране их любознательность. По некоторым оценкам, в 2020 году Китай станет лидером в области международных путешествий. Можно представить себе, какая будет «давка» в этой и без того самой населенной стране на свете. Или к тому времени уже не будет?
Сколько в Китае китайцев?
Исторически Срединная империя «регулировала» гигантское население то мором, то войной, то голодом, то наводнением. Тем и спасалась: ведь китайцы, вероятно, самая чадолюбивая в мире нация. Кроме того, и деваться им некуда — одного ребенка для ведения хозяйства всегда оказывалось мало (да и где гарантия, что вместо полезных мальчиков не пойдут в семье чередой обременительные девочки, которых надо будет потом выдавать замуж?).
Но шло время, цивилизация вступала в свои права, и на одну только естественную убыль населения рассчитывать уже было нельзя. В начале 1970-х годов партии и правительству пришлось взять курс на планомерное ограничение рождаемости. Подкрепленный урбанизацией, повышением уровня жизни, улучшением качества медицины и некоторой эмансипацией женщин, этот курс затормозил стремительный рост числа китайцев на Земле. И очень вовремя: иначе их численность сейчас превышала бы на 300 миллионов ту, что имеет место быть, и, таким образом, вышла бы за отметку 1,6 миллиарда, которую демографы считают предельно допустимой для Поднебесной. История человечества не знает примеров столь быстрого и массово организованного «недорода»!
И это еще не все. По прогнозам, к 2030-м годам китайское население достигнет максимума (1485— 1491 миллион), а затем… начнет сокращаться. Быть может, долгожданный перелом произойдет и на более низкой отметке. Во всяком случае, можно не опасаться, что к 2050-м годам число «потомков желтого дракона» превысит предельно допустимые показатели. Согласитесь, это обнадеживает.
Однако за победу над «демоном рождаемости» приходится платить. Речь идет прежде всего о старении нации и дисбалансе полов. Страна, где традиционно почитают пожилых людей, стремительно дряхлеет: в начале XXI века Китай, по меркам ООН, сделался официально «старым» — доля лиц, перешагнувших 65-летний рубеж, превышает 7%, а детей до четырнадцати — меньше 30%. Тринадцати же миллионам китайцев — вообще за 80.
Соответственно, как и на Западе, здесь «ухудшается» соотношение лиц, находящихся в работоспособном и неработоспособном возрастах, и от государства, общества, обычных граждан требуется все больше затрат на социальную помощь и здравоохранение. Страдают образование, наука, поддержка иных слабых социальных групп. Увеличивается нагрузка на молодежь, создается основа для конфликта отцов и детей. Постаревшее общество хуже, чем юное, воспринимает инновации, перемены, структурные реформы, нужные для модернизации.
Основное бремя заботы о стариках падает на семью — такая норма прямо закреплена Законом о защите прав пожилых людей КНР. Это, конечно, отвечает культурной традиции, но ведь нынешняя молодежь, не в пример прежним поколениям, все чаще покидает отчий дом ради учебы или заработка. Разумеется, в этих случаях она не всегда разрывает связи с родителями и дедами, но с глаз долой… Забота как священный сыновний долг уже не воспринимается.
Тем не менее материальная помощь от детей составляет основу существования почти 60% пожилых китайцев. Еще четверть всех стариков полагается на собственные трудовые доходы, а вот на пенсию живет лишь чуть больше 15%. Еще хуже обстоит дело в деревне, где после распада народных коммун почти полностью исчезла социальная поддержка престарелых, а ведь именно здесь она наиболее необходима. Система соцобеспечения в нынешнем Китае далека от совершенства, а ведь она сама по себе могла бы способствовать ограничению рождаемости. Впрочем, подробнее эта тема развивается в главке об «Изнанке чуда» — и я отсылаю читателя к ней.
Безводье и безземелье
По запасам природных ресурсов на душу населения Китай значительно отстает от среднемировых показателей. Обеспеченность пахотными угодьями в Китае составляет менее 40%, лесами — менее 14%, минеральными ресурсами — 58%. Впрочем, у Срединного государства есть возможность восполнить нехватку многих ресурсов, более эффективно их используя. Сегодняшняя модель экономического роста слишком расточительна: на долю производящего пока лишь немногим более 4% мирового ВВП Китая приходится 7,4% мирового потребления нефти, 31% — угля, 30% — железной руды, 37% — стали, 25% — алюминиевого сырья и 40% — цемента. Если за полстолетия ВВП вырос здесь в 10 раз, то расход минеральных запасов — более чем в 40! При таком росте потребления ресурсов Китай уже сейчас явно не может удовлетворять внутренние потребности своими силами. Недостаток восполняется растущим импортом; за последние годы ввоз минерального сырья и энергоносителей в Китай в стоимостном выражении существенно превысил их вывоз. Конечно, когда есть столь массивный спрос, цена товара неминуемо ползет вверх (это экономическая неизбежность); страна-импортер страдает, а экспортеры, напротив, получают сверхприбыли. Однако понадобиться ему могут не только ресурсы, традиционно продаваемые на мировом рынке, но и, например... вода. В расчете на единицу ВВП Китай потребляет ее сейчас в 4 раза больше, чем человечество в среднем, а в расчете на единицу промышленной продукции — в 5—10 раз больше, чем развитые страны. При этом лишь около половины всей влаги используется повторно. Эффективность ирригационных систем в земледелии низка, а в водопроводной сети городов теряется 20% потока. В результате из 600 с лишним городов страны более 400 испытывают дефицит воды, а для ста из них он принял острый характер. 360 миллионов сельских жителей потребляют воду, не отвечающую санитарным нормам. Многое, по идее, изменится, когда будет осуществлен гигантский гидротехнический проект по переброске южных вод на север.