Теперь без пяти минут супругам предстоит впервые встретиться на заключении брачного договора — скорее всего, на «территории» невесты. После этого дороги назад не будет: этот документ имел в Китае такую силу, что даже смерть одного из просватанных не могла воспрепятствовать свадьбе, день для которой опять-таки определялся (примерно за месяц) с помощью гадания. Круг замыкается...
Кто жену берет, а кто родной дом покидает
Китайский глагол, означающий «жениться», буквально переводится как «взять жену», а «выйти замуж» — «покинуть [родную] семью». Такова суть брака в дальневосточном понимании — жена переходит в дом мужа. Вся ее дальнейшая жизнь и судьба связаны отныне только с ним. Именно поэтому за дочерьми никогда не давали в приданое землю (ей надлежит оставаться «при своем роде»), а только мебель, украшения, хозяйственную утварь, деньги.
Все это богатство готовилось для передачи новым владельцам непосредственно к тому утру, когда робкая юница в головном уборе, имитирующем гобуяо императрицы, с лицом, плотно укрытым за жемчужными нитями, входила в богато разукрашенный паланкин. За родным порогом отец запирал его, и под вой дудок и взрывы петард красочная процессия направлялась к месту назначения — по самым людным и широким улицам. За праздничными носилками в раскрытых сундуках несли то самое приданое, а сопровождающие глашатаи громко читали полный его перечень, не забывая напоминать публике имя новобрачной и превозносить заслуги ее предков… А если, по воле небес, несчастной девушке случалось умереть до свадьбы, в паланкине несли табличку с ее именем. Обряд же женитьбы наскоро совершался еще до погребального, чтобы этот последний можно было устроить на родовом кладбище мужа.
Но довольно о печальном. По прибытии процессии в дом жениха «действо» как бы повторялось в зеркальном отражении: свекор отпирал «транспортное средство» снохи, и та шла к новому своему жилищу, переступая по спинам «играющих львов» (в них наряжались веселые друзья жениха). Там все уже было готово к церемонии поклонения духам предков, а также Небу и Земле — обряду самому значимому и необходимому во всем свадебном «спектакле». После трех поклонов перед семейным алтарем юноша откидывал с лица суженой алое шелковое покрывало и подносил ей кубок со священным вином. Та делала три глотка и передавала сосуд обратно. Жених тоже пил трижды — и из жениха превращался в мужа.
Так было восемьдесят—сто лет назад. А что сейчас? Конечно, не так-то легко по улице большого города протащить свадебный паланкин. Непросто и организовать свадьбу по всем громоздким традиционным правилам. Но это вовсе не значит, что китайцы забыли о своих корнях. Обычай не умер. А в последние годы и вовсе возрождается.
В Китае выдают два свидетельства о браке — по экземпляру каждому
Свершилось
…В девятый день девятого месяца Старый квартал в центре Пекина огласился характерными звуками свирелей и треском пиротехники. Солнечные блики заиграли на золотых боках коляски, разукрашенной иероглифами «двойное счастье». Где-то за поворотом, в недрах человеческого муравейника, хлопнула деревянная калитка, и оттуда послышался радостный гомон — невеста, невесту ведут! Показалась и мать новобрачной в нарядном халате ципао с красным расшитым фениксами платком в одной руке и полным вина сосудом в другой — надо угостить одетых в «почтительно желтое» носильщиков. На лицах — улыбки.
Соседи тоже высыпали на улицу в ожидании чего-то прекрасного. И вот «оно»: в длинном красном платье хрупкая девушка под руку с отцом, сопровождающие их подружки с ритуальной песней прощания с домом родным. Лицо новобрачной скрыто накидкой (того же цвета, что и платье), на голове — тяжелая шапка в виде головы феникса, вся украшенная жемчугом, обвитая блестящей проволокой, инкрустированная перегородчатой эмалью. Родитель помог дочери сесть в паланкин и торжественно привязал ее правую руку к подлокотнику платком, принятым от супруги.
В этой церемонии «участвовали», правда, открытые носилки. Настоящие, тяжелые, с массивными запирающимися дверями, сейчас сохранились разве что в музеях. Но сам процесс — почти как в старину. Восемь прислужников, словно по команде, подхватывают их и несут, приплясывая и раскачиваясь из стороны в сторону. Впереди бежит мальчишка в костюме льва, с большой красной гроздью грохочущих петард на длинной палке. Позади несут корзины с цветами — вместо сундуков с приданым. А рядом, с паланкином наравне, идет мужчина в платье конфуцианского чиновника и зычным голосом городского герольда нараспев декламирует: «Сегодня достопочтенный владелец ресторанного бизнеса господин Ли Минкун, старший сын своего отца Ли Вэйбина, и его уважаемая супруга Ма Фужун отдают замуж единственную и любимую дочь Ли Пинпин, послушную и добрую девицу. Все, кто слышит об этом, порадуйтесь вместе с ними!»
Дудки и литавры, общий веселый гомон перекрывают шум автомобилей на соседнем проспекте. Я смотрю на удаляющийся паланкин, на грозди красных фонариков, на бесчисленные символы счастья, развешанные вдоль свадебного пути под черепичными козырьками глухих серых стен, и мне кажется, будто из века нынешнего меня перенесло, как девочку Элли канзасским ураганом, на стодвести лет назад, в старый императорский Пекин. Туда, где предки современных жителей этих ныне непрестижных, сносимых повсеместно, старых кварталов— хутунов, служили чиновниками (при дворе и в присутственных местах), владели аптеками и трактирами, женили сыновей и выдавали замуж «толпы» дочерей, мечтая, чтобы какая-нибудь из них попала в Запретный город, во дворец — наложницей, а то и младшей женой Сына Неба…
Подарки в дома жениха и невесты носят уже не специальные делегации родственников, а сотрудники разных бюро добрых услуг, и цветы доставляются не на носилках, а в автомобиле. Правда, старинном
Перед жилищем жениха толпа, к которой присоединилась и я, еще больше густеет и плотнеет — мне едва удается протиснуться ближе к воротам. Вот и паланкин: носильщики уже немного устали, но, видя близость цели, приободряются — на их лоснящихся от пота лицах появляется благодушное выражение. Отец жениха, пытаясь перекричать гостей, просит расчистить немного места у ворот — людское море чуть расступается, образуя полукруг у высоких, двустворчатых дверей со «свежими» иероглифами и гирляндами цветов по периметру. Из недр здания появляется группа «ряженых» в костюмы львов и драконов, и тут же под ритмические звуки медных тарелок и барабанов начинается сложный танец, состоящий из серии прыжков и кульбитов. «Львы» трясут головами, дракон хлопает огромными глазами и разевает пасть, а будущий свекор тем временем важно приближается к носилкам, принимает из рук глашатая свиток и торжественно развязывает платок, повязанный полчаса назад его «коллегой»-тестем. Невеста грациозно сходит на землю, и оба сквозь желтое море львиных и драконьих спин идут прямо к дверям дома. Мы, увлекаемые толпой гостей, следуем за ними и вскоре оказываемся в большой зале, прямо напротив алтаря предков. На стене, в запыленных деревянных рамах, висят портреты прапрадеда и прапрабабки жениха, а под ними на высоком столике горят большие красные свечи и курительные палочки в керамических горшочках. Внушительных размеров блюдо заполнено несколькими отдельными горками фруктов — это подношения тем, кто уже покинул этот мир. Здесь же расставлены поминальные таблички с именами их предков и фигура Гуаньинь — бодхисатвы, покровительствующей браку. Мебель из зала вынесена, а стены украшены, как и вся улица, цветами, гирляндами, рыбами, утками, а также непременными изображениями «двойного счастья» (это вообще главнейший атрибут китайской свадьбы)…