Убеждение в том, что Ершов – писатель из народа, очень сильно даже в интеллигентской среде. Например, мне довелось работать в одном из крупных архивов Санкт-Петербурга. И его директор, подписывая моё прошение о работе с фондами, был изумлён: «Как, Ершов учился в нашем университете?!» Хотя документы Ершова-студента хранятся именно в этом архиве.
За Ершовым стоит мощная традиция русской литературы, которую он очень хорошо знал. Недаром в его университетском аттестате значится самая высокая оценка по словесности, хотя и обучался он на философско-юридическом факультете, закончив его со званием кандидата. А учителями Ершова были П.А. Плетнёв и А.В. Никитенко, которые ввели талантливого юношу в литературные круги столицы, познакомили с Пушкиным.
– Кстати, как вы относитесь к версии пушкинского авторства «Конька-Горбунка»?
– Рассматриваю её как курьёзный домысел, возникший в смутное «перестроечное» время. Эта «версия» – дитя эпохи постмодерна с характерным для него стремлением развенчивать устоявшиеся мнения, шокировать публику маргинальными суждениями, играть словами, вольно использовать научную методологию. Доводы сторонников пушкинского авторства не выдерживают никакой критики, они основаны на недоговорённостях и передёргиваниях, а то и откровенных фальсификациях. Но выглядит это наукообразно, а потому «убедительно» для неподготовленного читателя. При этом псевдолитературоведы не берут себе за труд даже изучить основательно биографию Ершова, не говоря уже о работе с первоисточниками в архивах.
Жаль только, что причудливая «гипотеза» этих фантазёров поддерживается и распространяется многими средствами массовой информации, и тем активнее, чем ближе 200-летний юбилей Петра Павловича. Да, в сказке «Конёк-Горбунок», особенно в первой редакции, чувствуется влияние пушкинской манеры стихосложения. Но это неудивительно: 18-летний юноша сознательно подражал Пушкину и даже использовал некоторые обороты и образы из его сказок:
Как на море-окияне,
И на острове Буяне
Новый гроб в лесу стоит,
В гробе девица лежит…
Или:
Я там был,
Мёд, вино и пиво пил;
По усам хоть и бежало,
В рот ни капли не попало.
И это косвенно ещё раз доказывает, что автор не Пушкин: не стал бы Александр Сергеевич «цитировать» самого себя.
– В чём же проявляется именно «ершовское», индивидуальное начало в этой сказке?
– Практически во всём. Он меняет черты фольклорной сказки, хотя и оставляет её «узнаваемой» (так, неслучаен подзаголовок «русская сказка»). Но сказка у Ершова выражает его романтическое, всеобъемлющее мировидение – такого богатства пространственных образов нет ни в одной народной сказке, да и в литературной тоже. В «Коньке-Горбунке» отчётливо проявляется ершовский склад души, и озорной, и мечтательной, а также та внутренняя энергия, которая придаёт особую динамичность повествованию.
А как интересно вплетаются в эту сказку реминисценции из Жуковского, Пушкина, Гоголя, Грибоедова! Кроме того, это ещё и сказка, созданная человеком христианского мировоззрения:
А на тереме – из звезд
Православный русский крест.
Автор, по всей вероятности, и не предполагал, что некоторые «смелые» современные исследователи увидят в его произведении языческую первооснову, древние архетипы и даже «народную силу сакрального похабства» (см.: Евгений Маликов «Такого горбатого вряд ли исправишь…», Литературная газета. 2010. № 10).
В сказке Ершова умудряются усмотреть не только «архаику», но и «злободневность» – намёки на отношения императора и декабристов. При этом опять же игнорируют взгляды самого писателя, который почитал царей как помазанников Божиих. Он очень переживал кончину Николая Павловича (дата смерти императора внесена в поминальную книжку Ершова), с пиететом относился к Александру Николаевичу. Будучи ещё наследником престола, он вместе со своим воспитателем В.А. Жуковским 2 июня 1837 года посетил Тобольскую гимназию. Впоследствии Пётр Павлович, став директором, установил этот день ежегодным гимназическим праздником. А тогда, при встрече, старший учитель словесности Ершов преподнёс цесаревичу оду. Ведь это был первый приезд представителя царской фамилии в Сибирь. Наследник отблагодарил поэта золотыми часами. Их история интересна. На закате жизни, будучи в отставке, бедствуя материально, он заложил цепочку от часов для продолжения строительства храма в Безруково, на своей родине.
– Мнение о Ершове как авторе одной книги, сказки «Конёк-Горбунок», является достаточно распространённым. Другие произведения считаются малозначимыми, а потому и забытыми. Так ли это?
– Это несправедливая оценка. Ершов – прекрасный лирик. У него много замечательных стихотворений. Он написал балладу «Сибирский казак», либретто к опере «Страшный меч», создавал водевили, эпиграммы, цикл рассказов «Осенние вечера» и многое другое. При жизни Ершова не вышло ни одного собрания его сочинений, а в советскую эпоху его стихи собирали и издавали литературоведы М.К. Азадовский, В.Г. Утков, Д.М. Климова. Наиболее полное собрание его произведений вышло в 2005 году. Оно подготовлено и составлено В.П. Зверевым.
И всё же столько ещё не опубликовано! Недостаточно изучена его духовная лирика. В Тобольском музее хранятся разрозненные тома рукописной Библии. Считалось, что она переписана рукой Ершова. На самом деле это самостоятельный труд. Тогда ещё не был издан канонический «синодальный» перевод на русский язык. И Пётр Павлович сам переводит Библию с церковнославянского. Библейские образы часто встречаются и в его лирике. Для Ершова важно понятие Божественного Промысла, о нём он часто говорит в письмах – своеобразном дневнике жизни.
– Биограф Ершова Ярославцов был уверен, что, останься Пётр Павлович в Петербурге, он заблистал бы яркой звездой на небосклоне русской литературы. Вернувшись в Тобольск, Ершов действительно мечтал о столице. Что же помешало его переезду?
– У меня нет уверенности, что в Петербурге Ершов нашёл бы своё счастье и литературный успех. Вспомним трагическую судьбу его современника, поэта Милькеева. Евгений Лукич – сибиряк, тобольский чиновник. Его поначалу поддержал Жуковский. Милькеев жил в Петербурге, в Москве. Но, когда поддержка иссякла, он потерял себя, не смог реализовать своё дарование и рано ушёл из жизни. Думаю, что Ершов сделал гораздо больше, оставшись на родине.