— А сейчас мы ему поставим: «Выехал — 14.08.63 — Свиленград», — добавил пограничный офицер.
— Нет, вы ему не поставите «выехал», — решительно вмешался Ковачев. — Он не переедет границы.
— А на каком основании? — спросил пограничник. — Транзит в порядке.
Следствие по делу о попытке перехода границы Валентином Христовым Богоевым закончилось быстро. В Свиленграде oн устроил ужасный скандал, хорошо разыграв роль европейца, возмущенного «варварскими порядками коммунистов». И все на чистом немецком языке. Но по пути в Софию немного пообмяк. А когда ему для опознания устроили очную ставку с начальником отдела, в котором он работал, он вдруг перешел на болгарский язык и уже без уверток рассказал все, что интересовало органы государственной безопасности.
Завербованный прошлым летом «гостями» в Варне, он регулярно передавал иностранной разведке сведения, к которым имел доступ в плановой комиссии. Его намерением было покинуть Болгарию, зажить в «свободном мире»…
В начале августа ему поручили выкрасть важный документ со сведениями по добыче редких металлов. Обещали сразу же после этого организовать бегство из Болгарии.
Ему удалось выкрасть документ. Он воспользовался отсутствием начальника секретной службы, который был в отпуске.
«Вознаграждение» последовало быстро.
В воскресенье, 11 августа, он встретился на центральном вокзале с резидентом, который им руководил, и узнал от него, что в Болгарии будет проездом Дитмар Фогель, с которым Богоев поменяется ролями.
Тотчас по приезде в Софию Фогель сообщил ему по телефону место встречи. Фогель не знал, что попал по телефону к Стоянову, а Богоев и не подозревал, что о свидании в кафе «Прага» ему сообщил сотрудник министерства госбезопасности. Так или иначе встреча состоялась. В кафе Богоев только заприметил Фогеля. Он узнал его по слуховому аппарату для глухих и по трем ручкам в верхнем кармане пиджака. Фогель же узнал Богоева по серому костюму и журналу, который он листал, сидя за столиком.
Командировка в Русе была нужна Богоеву только для того, чтобы оттянуть на известное время розыски. От резидента он получил распоряжение купить себе билет второго класса до Димитровграда, который он должен был положить в карман плаща вместе с паспортом. Чемодан и сумка были ему переданы для Фогеля еще на вокзале, в воскресенье. Они были закрыты, и Богоев их не открывал.
Как было условлено с резидентом, Богоев отыскал Фогеля в вагоне, следующем непосредственно за вагоном первого класса. Сел в то же купе, рядом с Фогелем. Во время пути они не разговаривали. Но Богоев заметил, что у Фогеля точно такой же плащ, как и у него. Он знал, что у Фогеля в кармане находится билет до Стамбула и австрийский паспорт на имя Дитмара Фогеля, но с его, Богоева, фотографией.
На станции Пловдив, неожиданно для самого Богоева, Фогель надел его плащ, его шляпу, взял чемодан и сумку и сошел в последнюю минуту перед отправлением поезда.
Перевалило за полночь. Полковник Панов утомленно потянулся, захлопнул папку и сказал:
— Все. Птичка в клетке. Ведь Фогель по-немецки значит птица?
— Пока только одна птичка, — отозвался Ковачев. — А другая порхает сейчас где-то.
— Ну, — сказал Панов, — поймаем и остальных.
Юрий ТУПИЦЫН
ХОДОВЫЕ ИСПЫТАНИЯ
Транспланетный рейдер «Вихрь» готовился к старту ходовых испытаний. Матово поблескивая черным бронированным корпусом, он лежал на стартовой площадке, нацелившись острым носом на Полярную звезду, а под ним неторопливо вращалась тороидальная громада старт-спутника, казавшаяся снежно-белой в яростных лучах космического солнца.
Командир рейдера Ларин, опоясанный страховочными ремнями, сидел за ходовым пультом, то и дело поглядывая на циферблат хронометра.
В ходовой рубке было непривычно тихо, сиротливо стояли пустые кресла вахтенной группы. Ходовые испытания есть ходовые испытания. Они проводятся по однообразной и простой программе в непосредственной близости от старт-спутника. Привлекать для ее выполнения весь экипаж нет никакого смысла, особенно если учесть известный элемент риска. Вот почему в ходовой рубке рейдера так пустынно и тихо, вот почему экипаж гигантского корабля сейчас до смешного мал: командир да инженер-оператор, разместившийся далеко от него, в кормовом отсеке, у самого сердца рейдера — плазменного реактора.
— Вихрь, я Спутник, — послышался неторопливый бас руководителя испытаний. — Как меня слышите?
— Вихрь на приеме. Слышу хорошо, — ответил Ларин.
— Андрей Николаевич, — проговорил руководитель, подчеркивая этим обращением неофициальность разговора, — вы опаздываете с запуском уже на две минуты.
— Опаздываем, — невозмутимо согласился Ларин.
— Вы бы поторопили своего Шегеля!
Ларин усмехнулся:
— Пусть повозится. Я предпочитаю, чтобы экипаж возился до старта, а не после него.
— Всему есть пределы! — сердито сказал руководитель испытаний и отключился.
Ларин снова усмехнулся, подумал и перешел на внутреннюю связь.
— Как у вас дела, Олег Орестович? — спокойно спросил он.
— Все в порядке, — флегматично пропел тенорок Шегеля, — Ну и намудрили же конструкторы с замком для ремней!
— К старту готовы?
— Готов! — бодро откликнулся оператор.
Ларин перешел на внешнюю связь.
— Спутник, я Вихрь. Прошу запуск.
— Вихрю запуск разрешаю, — удовлетворенно пробасил руководитель испытаний.
— Понял, — ответил Ларин и подал команду оператору: — К запуску!
— Есть к запуску! — откликнулся Шегель.
Пока оператор делал подготовительные включения, Ларин уселся в кресле поудобнее, подтянул привязные ремни и внутренне подобрался — запуск плазменного реактора не шутка. Эти компактные сверхмощные ядерные машины открывают перед космонавтикой невиданные перспективы, но они еще полны эксплуатационных загадок. Иногда на них «находит» и они начинают капризничать, да так капризничать, что становится жарко. Недаром испытания плазменных реакторов разрешены только в космосе на высоте не менее трехсот километров от Земли. Только после двухчасовой обкатки о годности реактора можно составить определенное мнение. Для этого, собственно, и проводятся ходовые испытания.
— Реактор подготовлен, — доложил Шегель.
— Запуск!
Ларин откинул пластмассовый предохранительный колпачок и нажал пусковую кнопку. Вот и все действия, которые должен выполнить командир, остальное — дело автоматики. Ларин смотрел на контрольное табло, на индикаторах которого одна за другой проходили управляющие команды. Подчиняясь этим командам, из горячей зоны реактора в строго рассчитанном темпе выходит сетка стоп-устройства, и в нем начинает циркулировать могучий плазменный поток. Мощность его должна быть строго определенной, чуть меньше — реактор недодаст десятки процентов энергии, чуть больше — плазма пробьется сквозь защиту, и реактор начнет капризничать. Ну, а если плазма повредит автоматику, то будет совсем худо. Но если думать об этом, то лучше вообще не садиться в кресло испытателя.
Размышления Ларина прервала контрольная лампа реактора, — сигнализируя о нормальном запуске, она вспыхнула ярким зеленым цветом. Ларин облегченно вздохнул, поправил наушники и стал ждать доклада Шегеля. Нормальный запуск — понятие относительное. Только оператор, вооруженный специальными приборами и еще более специальными знаниями, может дать окончательное заключение о работе этой сложнейшей ядерной машины. Прошло десять секунд, потом еще десять. Ларин нетерпеливо шевельнулся и уже собрался было запросить, в чем дело, когда послышался спокойный тенорок Шегеля: