Когда стенографистка, которой он велел отпечатать показания, вышла, я встал с кресла:
— Она с этим долго провозится, мне же нужно выполнить пару поручений. Зайду чуть попозже и подпишу. Если вы, конечно, не возражаете.
— Ну разумеется. При условии, что вы сделаете это сегодня.
— Договорились.
Уже возле двери я обернулся:
— Кстати, вы, должно быть, обратили внимание на то, что я не подтвердил свою репутацию острослова?
— Совершенно верно. Очевидно, у вас иссяк запас.
— Надеюсь, дело не в этом. Я думаю, дело в том, что моя голова была слишком занята одним сообщением, которое я только что услышал… про пули.
— Какие пули?
— Ну, про эти две пули. Разве вы еще не знаете об этом? То, что пуля, которой был убит Ибер, и та, которая сразила Брайэма, вылетели из одного и того же револьвера?
— Я полагал, что это держится… — Он прикусил язык. — Откуда вы узнали?
— Я знаю, что это держится в тайне, — улыбнулся я. — Не беспокойтесь, не проговорюсь. Наверно, даже не скажу про это мистеру Вульфу. Но долго такое не удержать — слишком горячо. Типу, который мне об этом сказал, оно жгло язык, к тому же он меня знает.
— Кто это? Кто вам об этом сказал?
— Кажется, это был комиссар Мэрфи. Шутка, конечно, что свидетельствует о том, что я обретаю прежнюю форму. Итак, загляну до пяти подписать показания.
У меня в руках был факт, причем я добыл его, ничем не рискуя. Если бы оказалось, что он не подтвердился, а я бы узнал это по его реакции, что ж, меня могли и разыграть. О'кэй, я здорово его подцепил. Знал бы Вульф, с чем я приду домой, он скорее всего заперся бы у себя в комнате и не подходил к телефону.
Вульф только что уселся за ленч — филе окуня, запеченное в масле, лимонном соке и миндале, — и мне пришлось разделить его с ним. Даже не существуй этого табу не говорить за столом о деле, я бы все равно не осмелился испортить ему трапезу. Но, как только мы очутились в кабинете и Фриц принес нам кофе, я заговорил:
— Мне страсть как не хочется заводить этот разговор сразу после ленча, но, как мне кажется, вы обязаны быть в курсе дела. Так вот, мы уже не на раскаленной сковородке. Мы в самом огне. По крайней мере, таково мое мнение.
Обычно, прежде чем поставить чашку на стол, он делает три глоточка обжигающего кофе, на этот же раз он сделал всего два.
— Мнение?
— Да, сэр. Мандельбаум больше часа вытягивал из меня все, что я видел и слышал про Корея Брайэма. Я сказал, что загляну чуть позже подписать показания, встал и уже на ходу кое-что ему сказал. Можете создать свое собственное мнение. Передаю все дословно.
Что я и сделал. Слушать он меня начал с нахмуренным видом, под конец же его взгляд сделался просто свирепым.
— Если желаете, можете разозлиться на меня за то, что я выудил этот факт. Не проделай я с ним этот номер, все бы оттянулось на день или на два, не больше. Однако вы умеете злиться и в то же время шевелить мозгами. Мне кажется, что сейчас самое время ими пошевелить.
Вульф фыркнул.
— Он простофиля. Ему следовало догадаться, что ты берешь его на пушку.
— Да, сэр, если желаете, можете разозлиться на него.
Вульф положил ладони на стол и уставился в пространство.
Это не предвещало ничего хорошего, поскольку не значило, что он шевелит мозгами. (Когда он ими шевелит, то откидывается на спинку кресла и закрывает глаза, а если он слишком усердствует, втягивает и вытягивает губы.) Выходит, в настоящий момент он бездельничал. Просто готовился проглотить пилюлю, после которой во рту остается неприятный привкус. На это ему потребовалось целых три минуты. Он переложил ладони на подлокотники кресла и заговорил:
— Очень хорошо. Твой блокнот. Письмо мистеру Джареллу. Отправить немедленно с курьером. Или даже лучше отнесешь его сам.
Вульф сделал глубокий вдох.
— «Дорогой мистер Джарелл. Сопровождаю сие послание чеком на десять тысяч долларов, возвращая тем самым аванс, который вы мне выдали. Сумма издержек была невелика, поэтому я их не вычитаю.
Выяснились некоторые обстоятельства, ввиду которых я вынужден довести до сведения соответствующих властей информацию, которую получил, действуя в ваших интересах, в частности, касающуюся исчезновения вашего револьвера марки «боудоин» тридцать восьмого калибра».
Он замолчал, и я поднял глаза от блокнота. Его губы были плотно сжаты, сбоку на шее подергивалась жилка.
— Нет. Не буду. Порви.
Мне самому все это не больно нравилось. Я выдрал из блокнота две страницы, разорвал их на три части и швырнул в мусорную корзину.
— Соедини меня с мистером Кремером, — велел Вульф.
Это мне уже совсем не нравилось. Вероятно, он решил, что промедление может обойтись нам дорого, и собрался расколоться до того, как об этом будет поставлен в известность клиент. Разумеется, неэтичным этот поступок не назовешь — дело шло о двух убийствах, — но слабоволием это назвать можно. Я соединил его с Кремером, который, судя по тону, тоже был не в настроении. Он сказал Вульфу, что может уделить ему всего одну минуту.
— Этого может оказаться больше чем достаточно, — заметил Вульф. — Вы, быть может, помните наш разговор в субботу?
— Помню. Ну и что из того?
— Я сказал, если у меня будет основание считать, что я располагаю информацией, касающейся преступления, которое вы расследуете, я буду обязан сообщить ее вам. Подозреваю, что теперь у меня есть такая информация, но хочу в этом наверняка убедиться. В настоящий момент я вынужден опираться на данные, полученные весьма своеобразным образом, следовательно, я не уверен, можно ли на них полагаться. Мистер Гудвин установил, или же ему только так кажется, что отметки на пуле, которой был убит Корей Брайэм, были сравнены с отметками на пуле, которой был убит Джеймс Л. Ибер, и оказались идентичными. Свое предположение я могу проверить лишь при условии, что вышеназванное доказано, вот почему я решил проконсультироваться с вами. Так что, советуете мне заняться этой проверкой?
— Ради бога, — ответил Кремер.
— Боюсь, мне необходим более определенный ответ.
— Отправляйтесь за ним к чертям, — посоветовал Кремер. — Мне известно, от кого узнал Гудвин, от того придурка с улицы Леонарда. Он стал выпытывать у нас, кто проговорился Гудвину про пули, а мы посоветовали ему посмотреть в зеркало. У вас же еще хватает наглости просить меня это подтвердить. Ради бога. Но учтите, если у вас есть информация, касающаяся убийства, вы сами знаете, что с ней нужно сделать.
— Вы правы. Как только она у меня появится, вы получите ее без всяких противозаконных проволочек. Так, значит, вы советуете мне исходить из сообщения мистера Гудвина?
В трубке раздались гудки.
— Итак, установлено. Револьвер один и тот же, — сказал я. — Кстати, приношу своп извинения. Я думал, вы собираетесь рассыпаться.
— Да, черт возьми, собираюсь. Придется. Но только после того, как потешу свою душу благородным жестом. Соедини меня с мистером Джареллом.
Это удалось не сразу. Трубку сняла Нора Кент, которая сказала, что Джарелл разговаривает по междугородному телефону и что он не один. Я велел передать, чтобы он позвонил Вульфу для конфиденциальной беседы, и как можно скорей. Пока мы ожидали его звонка, Вульф, чтобы отвлечься от мрачных дум, стал глазеть по сторонам, остановил свой взгляд на огромном глобусе, встал и подошел к нему. Определенно он выбирал, куда ему направиться: то ли на какой-нибудь необитаемый остров, то ли на один из полюсов, чтобы избежать наказания. Когда зазвонил телефон, он поспешно снял трубку.
— Мистер Джарелл? Я держу в руке письмо, которое мистер Гудвин только что отпечатал под мою диктовку и которое я хотел немедленно отправить вам с курьером, но потом решил зачитать сперва по телефону. Слушайте.
И он его зачитал. Листки, как вы помните, валялись в мусорной корзине, но у меня хорошая память, поэтому все было зачитано слово в слово.
— Вы не можете это сделать! Что еще за обстоятельства?
— Нет, сэр, я не имею права их раскрывать, тем более по телефону. Но мне кажется…