Судья:
— Нет, адвокат.
— Свидетель, вы меня слышали?
— Так вы же спиной ко мне повернулись!
— Не будет ли невежливым с моей стороны напомнить вам о том, что лицо, назвавшее вас желтопузой шестиножкой… простите… да, шестиногим желтопузиком, находилось от вас на расстоянии приблизительно двадцати метров и тоже спиной? Уважаемый суд, я располагаю видеомагнитофонной записью и готов ее предъявить.
Тишина в зале. Земан потирает шею.
— Так. Значит, так. Они меня дисквалифицировали. Я им денежки спасал, и они у меня из кармана вынули. Ладно. Тут вот какое дело. Нам велели проиграть. 4: 5 должен был быть счет. А тут — 4: 4, всего ничего остается, дают пенальти в их ворота… Была не была. Я ему съездил, и пошла драка, и матч сорвался. Вот как дело было.
В зале шум, судья звонит в колокольчик.
— Кто же дал вам указание проиграть со счетом 4: 5?
— Как кто? Тренер, конечно. Франческо д'Анжело, наш старший тренер.
— Миледи, прошу пригласить на следующее заседание в качестве свидетеля тренера д'Анжело. Извините, свидетель, у меня еще вопрос. Не могли бы вы повторить свою фамилию, место рождения и имена родителей?
Прокурор:
— Миледи, я протестую. Свидетель говорил об этом в начале допроса. Адвокат намеренно затягивает ход процесса.
Судья:
— Адвокат, время сегодняшнего заседания кончается. Вы уверены, что ответ в состоянии открыть нам нечто новое?
— Совершенно уверен.
— Свидетель, отвечайте.
— Ульрих Земан, родился в поселке Три Камня, на ферме Теофила и Марии Земанов.
— Ваши уважаемые родители здоровы?
— А чего ж нет? Я у них в отпуске весной был.
— Свидетель, я должен сообщить вам прискорбную новость. Ваша матушка скончалась три года назад. Мне очень жаль, но вторая новость окажется еще печальнее. Свидетель Ульрих Земан, вы не существуете. Никаких следов вашего рождения нет в метрических книгах планеты. Миледи, вот документы, которые я прошу приобщить к делу.
Оглушительный шум. Судья звонит в колокольчик и предупреждает, что удалит публику из зала.
Адвокат:
— Свидетель, я прошу ответить на вопрос: кто вы?
Судья:
— Ввиду истечения времени допрос свидетеля откладывается. Следующее заседание в понедельник в десять утра.
Адвокат:
— Миледи, я прошу прощения, но мне необходимо сделать заявление.
— Делайте.
— Я прошу суд принять меры к обеспечению безопасности свидетеля. Исчезновение арбитра Бронека уже имело место, и мы…
— Суд принимает к сведению ваше заявление. Заседание закрыто».
Камешек я приготовил заранее. Завернул его в записку. Я был доволен собой, с галереи он попал точно на адвокатский стол.
Я написал ему: «Адвокат, у меня кое-что для вас есть. Жду в ресторане «Тихая сельва» в 21.00. Симпсон («Старлетт»)».
13
«Тихую сельву» открыли недавно, и она была переполнена. Мне нашелся столик лишь потому, что я писал об открытии и хозяин меня знал. Ресторан был выдержан в охотничье-разведчицком стиле: прочная грубая мебель, стены из бревен в пятнах коры и плюща, каменный очаг в центре зала — на тлеющих углях там жарилось мясо. С одной стены смотрела, скаля пасть, башка красной пумы, с другой — таращилась на нее исподлобья, выгнув шею и вывернув ноздри, как перед схваткой, голова черного коня. Патлатая певица в кожаных штанах томно и низко тянула с эстрады:
А четыре кожаных молодца — рояль, банджо, сакс, ударные — рявкали хором:
Чиновники, торговцы, процветающие фермеры и богатые зубодеры в такт били в столешницы коваными днищами пивных кружек, чувствуя себя простыми лесными парнями, крепко любящими своих простых подруг. Кое-где уже обнимались, кое-где пробовали трясти друг друга за манишки. Ребята из «эрбэка» — Роты Борьбы с Контрабандой Алкоголем — явно запаздывали на боевой пост.
Войдя, адвокат растерянно остановился возле очага, повертел головой и заспешил, обрадованный, на мой оклик.
— Прошу прощения, я не подозревал о наличии у нас столь колоритных предприятий общественного питания.
— Два пива, — сказал я официанту.
— Извините, — адвокат глянул жалобно, — с вашего позволения я бы предпочел чай.
Официант смылся, гневно фыркая на ходу.
— Я вас слушаю внимательно и очень польщен знакомством. — Он снял темные очки, узкие глаза были усталыми и слегка воспаленными.
— Не знаю, зачем вы допрашивали того старика, бывшего депутата. Но мне тоже захотелось обнаружить в «Клятве» упоминание о футболе. Вот оно — другого нет.
Я выложил на стол собственноручно перепечатанный листок.
«Мы утверждаем, что единственная функция, которая осталась людям в нашем обществе, — развлечения. Прикованный к своему жилищу, к телеэкрану, человек обречен на иллюзорное существование, ибо он живет в мире лишь тех эмоций, которые дарят ему его рабы и его шуты, профессиональные развлекатели: футболисты, бейсболисты, регбисты, автогонщики и иные гладиаторы нашего времени. Лишенный физических движений, которые производят за него другие, человек неизбежно утрачивает черты, изначально присущие его биологическому виду».
Йошикава читал, низко склонясь над листком. Прочел, разгладил бумажку концами пальцев и улыбнулся ей со странной нежностью:
— Благодарю, я представляю себе, как трудно было вам это найти. Найдя, вы узнали, я думаю, многое, но этот текст и мне хорошо знаком.
— А этот?
Я протянул ему цитату со второй из вырванных страниц:
«В суровой борьбе, которую нам предстоит вести на планете Руссо, чтобы сделать ее пригодной к жизни для нас и наших потомков, мы обязаны быть равны. Не должно быть героев и толпы, аристократии и плебса, владык и рабов, эксплуататоров и эксплуатируемых. Все богатства планеты принадлежат всем гражданам планеты».
— Прекрасные слова, не правда ли? — грустно сказал Йошикава. — Но какой детский утопизм — поступить так, как поступили они…
— Вы можете объяснить, почему в экземпляре, который хранится в музее, этих строчек нет? Нет, а вы о них знаете — откуда? А если знаете, зачем понадобился вам тот старый пень? И вообще, что за дела у нас тут творятся?
— Когда много вопросов сразу, не так легко ответить. Вы, должно быть, заметили, что прокурор Гирнус имел здравый резон прервать мой допрос Монтгомери, как не имевший к процессу видимого отношения. Но сказанное побудило вас к поискам, вы искали и нашли. Одного этого уже немало.
— Именно я?
— Извините, я не рассчитывал лично на вас, поскольку лишь сейчас удостоился приятного знакомства. Но я знал, что кто-то будет искать, и рад, что это вы. Впрочем, уверены ли вы, что вы один?..
Тем временем шум в «Тихой сельве», нараставший по плавной кривой, внезапно дал резкий скачок. Девица в кожаных штанах едва перекричала его в свой микрофон:
— Друзья и гости! У нас большая радость! Мы видим в своих стенах юного героя, любимца зрителей, центрфорварда славной команды «Бранцоза» Анри Пелисье и его боевых товарищей!
У очага, картинно скрестив на груди руки, высился стройный блондин в синем пиджаке и канареечных брюках — цивильной форме клуба. За его спиной теснились такие же сине-канареечные, только старше, толще и плешивее.
Публика встала. Публика разразилась какофонией звуков, которой был придан ритм с помощью рояля, банджо, сакса и ударных:
— «Бран-цоза»! «Бран-цоза»! Целуй меня, стервоза! Люби меня послаще! И-на-че не за-бью! Ю-у-у-у!
Музыкально-поэтический шедевр увенчался подобием волчьего воя.
— Что это? — Йошикава испуганно прикрыл ладошками уши. — Зачем это?
— Так «Бранцозу» же зовут «синими волками». Вы что, никогда не слышали, какой вой на стадионе стоит?
— Извините за любопытство, но вот те не столь молодые господа, прибывшие вместе с героем и одетые подобно ему, кто они?