— Если ничего не украдено, за что тогда тебя арестовывать?
— Но ведь украдено! Вот они, деньги, перед нами.
— Я знаю. Но еще есть время все исправить. Вот в чем заключается мой план! Это не надо брать с собой, и тогда тебе незачем скрываться.
— Ты хочешь сказать?.. Ты думаешь, что я мог бы?..
Он вскочил. Он боялся разрешить себе надеяться.
— Ты сказал, что он один в доме; ты сказал, что он вернется поздно; ты сказал, что он ничего не обнаружит до утра. — Она говорила без пауз, на одном дыхании. — У тебя этот ключ? Ключ от входной двери?
Он лихорадочно шарил по карманам — быстро, так же быстро, как она говорила.
— Я не помню, чтобы выкидывал… Может быть, я оставил его в двери? — Короткий звук, сорвавшийся с губ, возвестил о том, что ключ найден. — Вот! — И он вытащил ключ из кармана. — Вот, вот он!
На миг их удивило, что ключ нашелся.
— Смешно, что я оставил его, правда? Это что-то вроде…
— Да. — Она понимала, что он имеет в виду, хотя ни он, ни она не могли найти верных слов.
Он снова положил ключ в карман. Она вскочила.
— Ты можешь попасть туда раньше, чем он вернется домой. Войдешь и выйдешь: сколько нужно времени, чтобы положить их обратно? Тебе же больше нечего там делать. И никто не станет тебя преследовать за то, что ты пробил дырку в стене, раз ты ничего не украл. — Она быстро собрала разбросанные по столу пачки денег. Одна и та же мысль поразила их одновременно. Они в отчаянии посмотрели друг на друга. — Сколько ты уже потратил? Сколько ты взял из этих денег? Он потер лоб.
— Не знаю. Обожди минуту, я припомню… Пять долларов за обед, который я не съел, долларов на пятнадцать я купил этих билетиков у вас… двадцать. Двадцать долларов, не больше, чем двадцать долларов.
— У меня есть, — сказала она резко. — Сейчас я положу сюда.
Она подбежала к кровати, приподняла матрац с краю, просунула руку в прореху и вытащила деньги, смятые так, будто их пытали.
— О нет! — запротестовал он.
Она снова надела железные латы, в которых была в дансинге.
— Вот что. Я делаю это и не хочу никаких споров. Все должно быть возвращено: даже если там будет недоставать всего одного доллара, юридически — это воровство, и вас могут арестовать. — И прибавила мягко: — Считай, что я тебе эти деньги одолжила. Отдашь, когда вернемся домой и ты начнешь работать. Здесь хватит и на билеты. — Она сунула деньги ему в руку. — Вот! Это теперь наши деньги, общие: твои и мои.
Он посмотрел на нее.
— Не знаю, что и сказать…
— Ничего не говори. — Она села. — Самое главное — выбраться из этого проклятого города сегодня. Обожди минутку, я только надену туфли и положу свои вещи в чемодан. У меня их немного… — Он пошел было к двери. — Нет, не выходи! — быстро сказала она. — Я боюсь, что потеряю тебя.
— Ты меня не потеряешь, — пообещал он едва слышно. Она застегнула туфли, вскочила, легко пристукнула каблучками.
— Смешно, но я уже не усталая!
Он смотрел, как она, не разбирая, бросает вещи в старый, разбитый чемодан, который вытащила из-под кровати.
— А что, если он уже вернулся?
— Не вернулся! Ты должен повторять это, ты должен молиться об этом. Тебя не поймали, когда ты вошел туда, чтобы взять деньги, почему же тебя должны поймать, когда ты идешь, чтобы вернуть их! Он, наверное, развлекается где-нибудь со своей девушкой. Он не вернется до половины четвертого или даже до четырех, — он ведь должен проводить ее домой.
Она села на подоконник и, прильнув к стеклу, посмотрела куда-то вбок, вдаль.
— У нас еще есть время, мы еще можем успеть, еще можем бороться!
— Куда ты смотришь?
Она спрыгнула с подоконника.
— На единственное, что есть порядочного во всем этом городе. Единственный друг, который у меня есть. Часы на здании «Парамоунт», вон там, они меня никогда не подводили, и я знаю, что не подведут и сегодня. Отсюда их можно увидеть, если смотреть в просвет между теми двумя зданиями. Пошли, Куин. Они говорят, что мы еще можем успеть. А они меня ни разу не обманули.
Она захлопнула крышку чемодана; он открыл дверь и пропустил ее вперед.
— Ты все взяла? Не забыла ничего?
— Закрой дверь, — сказала она устало, — я не хочу больше смотреть на эту комнату. Ключ оставь в двери, он мне больше не нужен.
Они пошли вниз по кривым ступенькам. Он нес ее потрепанный чемодан, совсем легкий, в нем почти ничего не было — только разбитые мечты…
Подойдя к наружной двери, они на мгновенье остановились. Он протянул руку к двери, она опередила его на мгновенье. Его рука легла на ее руку. Секунду они не двигались. Потом посмотрели друг на друга и улыбнулись — искренне, просто, как дети. Он сказал:
— Ох, как я рад, что встретил тебя, Брикки!..
Она сказала:
— Я тоже рада, что встретила тебя, Куин.
Он опустил руку и дал ей открыть дверь — в конце концов ведь до этого момента дом был ее…
ДВА ЧАСА
Улица была пуста, ничто не шевелилось, не встретилось даже кошки, обнюхивающей мусорный ящик.
Сюда они шли как чужие; каждый был занят своими мыслями. Теперь они шагали плечо к плечу. Он взял ее руку и прижал к себе, как бы защищая.
Приподнял шляпу жестом насмешливого прощания, вовсе не скрывшим его волнения:
— Прощай, Нью-Йорк!
Рукой она закрыла ему рот:
— Тс!.. Тише! Город еще может нас обмануть.
Он посмотрел на нее, чуть улыбаясь.
— А ведь ты говоришь наполовину всерьез.
— Гораздо серьезнее, чем ты думаешь, — сказала она.
На углу он остановился и поставил чемодан.
— Тебе лучше подождать меня на автобусной станции. Я пойду один. А на станции мы встретимся.
Она крепче сжала его руку — судорожно, будто боялась потерять.
— Нет, нет! Если мы разделимся, город опять займется своим грязным делом. Я начну думать: надо ли ему доверять? И ты будешь думать: а могу я довериться ей? И не успеешь оглянуться… Нет, нет, мы проделаем вместе каждый шаг пути.
— А что, если он вернулся домой? Ты только… Тебя заберут за соучастие.
— Ты все равно рискуешь, даже без меня. Мы пойдем на риск вместе. Погляди, нет ли где-нибудь такси; чем позже мы доберемся туда, тем опаснее…
— На твои деньги?
— Все равно, — ответила она.
Они увидели светящиеся бусинки, катящиеся к ним. Это было такси. Они одновременно подняли руки и бросились к машине, не ожидая, пока она подъедет ближе.
— Отвезите нас на 69-ю улицу, — сказал он. — Я скажу вам, где остановиться, Поезжайте через парк, так будет быстрее.
Они ринулись вперед, на север, затем через самый модный район 57-й улицы и выехали на 7-ю авеню.
— Почему ты сидишь в самом углу? — спросил он.
— Нью-Йорк наблюдает за нами. Каждый раз, когда мы проезжаем перекресток, мне кажется, что за углом, где-то в глубине, есть глаз: мы не видим его, но он следит… Город знает, что мы пытаемся ускользнуть от него, и попытается подставить нам ножку.
— Какая ты суеверная, — сказал он снисходительно.
— Когда у тебя есть враг и ты об этом знаешь, ты становишься не суеверным, а просто осторожным.
Позже она оглянулась и, прищурившись, посмотрела в заднее окно. Там, на западе, башни зданий вставали угрожающе — черные кактусы на фоне низких туч, освещенных отраженным желтым светом города,
— Посмотри, разве он не выглядит злым, жестоким? Разве он не выглядит как зверь, подкрадывающийся исподтишка?
Он усмехнулся, но в словах его не было прежней уверенности:
— Все города выглядят так ночью — темными, неясными, хитрыми и не очень дружелюбными… Я ощущаю то же, что и ты, только я никогда не думал о нем, как ты — словно о живом существе.
Они проехали через Сентрал-парк, в Восточный район.
Шофер повез их к 72-й улице, повернул, чтобы исправить ошибку, и проехал два квартала по 5-й авеню. Куин остановил машину у 69-й улицы, после того как они проехали лишний квартал, — чтобы шофер не мог определить, куда они направляются.