— Поехали дальше, — сказал, сильно захлопывая дверцу.
…Виток дороги за витком. Сулаквелидзе высовывается из кабины, оглядывается.
Вчера ехал здесь же — сплошной виноградной улицей, в нежной зелени плодов. А сейчас километра на четыре, определил он глазом бывалого артиллериста, оголенные, поникшие лозы, ну, совсем как человек, бессильно опустивший руки. И это — град.
Новая полоса зелени… Сулаквелидзе на миг зажмурился. Льющееся навстречу дыхание наливающихся плодов. Так бывает, когда спускаешься с гор к морю и просоленное его дыхание заглушает запах шоссе. Промелькнули шпалеры «хихви» и «твиши».
И снова километровые плеши.
«Град!..»
Он сердито жевал потухшую папиросу и напоминал самому себе, что его тематика сегодня — снег, баланс теплопроводности, механические и физические свойства снегового покрова, с прицелом сказать свое слово по лавинам.
Час спустя они сели за стол, и ему вспомнился услышанный в заграничной туристской поездке извечный тост виноградарей Вероны или Сицилии: «За спасение от града!» А что? Для них — тех, кто своим потом поливает виноградную лозу и охаживает ее похожими на корни корявыми пальцами, эти слова — надежда, мольба. Не будет града — будет еда за столом и хлеб в амбаре.
Скандинавский ученый Лудлам, работающий в одном из колледжей в Англии, установил, что в среднем на жителя Англии приходится меньше одного града за всю его жизнь: такова вероятность градобитий на Британских островах. Другое — сельская Италия, где нет человека, который не встретился бы с этим беленьким дьяволенком хоть раз за сезон!
Весной, в пору цветения первых завязей, бывают и самые ожесточенные градовые бури.
Они бьют короткими кинжальными ударами. Налет недолог: пять минут, десять. Но безобидная капелька становится демоном: сбивает листья, завязи, ломает ветви, втаптывает в землю посевы. Не лучше и его осколки — режут подобно бритве.
Сулаквелидзе внимательно слушал собравшихся в столовую райпо алазанцев-виноградарей в круглых войлочных шапочках, с тяжелыми ладонями, которые они, осушив стакан, клали на стол.
Они рассказывали об августовском налете. Это было в прошлом году, девятнадцатого августа. Поколотило шифер на крышах, в медпункт приходили за пластырем раненые. Но такой град — редкость, чаще всего он с вишневую косточку. Вот какой! Понял нас, ученый гость?
Сулаквелидзе молча кивнул: он ведь и об Италии вспомнил потому, что совсем недавно узнал — по градобитию его родная восточная Грузия занимает одно из первых мест в Юго-Восточной Европе.
Сказал ему об этом в институте «Гидромет» профессор Валентин Мирианович Гигинеишвили.
Они стояли у большой, на полстены, карты, Валентин Мирианович вел по ней канцелярской линейкой.
— Повторяемость несомненна, хотя траектория каждого, отдельно взятого града чрезвычайно сложное явление.
Сулаквелидзе кивал, следя за линейкой, — зарождается где-то на Триалетском нагорье, часто идет над Бакуриани.
(Мелькнуло: «Но там-то ни одной лозы не водится. Вот там бы, над хребтами, и высыпать облака…»)
Словно угадав его мысль, профессор развел руками.
— И ведь даже близлежащие метеостанции зачастую не могут отметить выпадение града, слишком узкие полосы. Однажды, — он вынул заполненную карточку, — да, однажды вот, одиннадцатого июля, я проследил такую полосу. От Малого Кавказа двигалась одним фронтом к Гомборскому хребту, дальше разделилась: одна — на Алазань, другая — к Главному Кавказскому хребту. — Профессор постучал линейкой у кружочка с надписью «Руиспири». — В таких вот межгорных котловинах, как наша Алазанская, интенсивность выпадения возрастает.
По наблюдениям Валентина Мириановича, долгие годы придерживается град избранных им дорог. Его тактика — вторжение узкими, но длинными полосами. Можно допустить, что зарождение его связано с рельефом, местным перегревом почвы, такими же местными ветрами. Зародившись где-то у вершин, зреющее градовое облако, подобно бомбардировщику, пикирует на цели в долинах, где люди, цветы, плантации. И после него на год и на два — ничего!..
Сулаквелидзе внимательно перебрал полевые записи профессора, собранные в летних экспедициях: если усреднить множество цифр, можно, видимо, считать, что наиболее частое, так сказать, стандартное градовое облако имеет что-то порядка пяти километров по ширине и вряд ли больше десяти в длину.
— Не так ли?
— Видимо, близко к этому.
— Но тогда это расходится с господствующими воззрениями: длительный фронтальный процесс больших масштабов. А тут что-то местного происхождения, локализованный процесс, чуть ли не в масштабах одного отдельно взятого облака.
…Потом Сулаквелидзе шагал по спускающемуся под гору переулку, вглядывался в облака, думал. Одно из них почему-то обласкает землю дождем, другое почему-то высыпается градом. Но в науке нет такого вечного, прочного, непоколебимого «почему-то»! Новая цель — как вершина, пока не подступились к ней… Как было с Ушбой! Даже храбрецы сваны в знак клятвы поднимали жесткую ладонь: «Этому так же не бывать, как человеку не бывать на Ушбе». А его учитель в жизни и в альпинизме Алеша Джапаридзе на третьем приступе достиг Ушбы. И вот уже шестая сотня альпинистов восходит теперь на «недоступную»,
А облако?.. Повыше. Понепонятней. Посложней. С ледорубом да с мотком веревки на него не вскарабкаешься. Но неужели правы французы Роже Клосс и Леопольд Фаси, писавшие: «Не следует надеяться, что мы когда-нибудь сможем по своей прихоти создавать над нашими головами какое угодно небо — то ясное, то грозовое, — не считаясь с незыблемыми законами, которым подчиняются облака».
Кто же вы, облака? Само имя ваше говорит: вы то, что облекает планету, ее одежда, с тем, правда, уточнением, что Земля не вольна накинуть на себя сегодня пуховое слоистое, завтра более плотное, кучевое. Она даже не может знать, во что оденут ее через день или неделю. И по сей день где-нибудь у тверских либо керженецких бабок услышишь великолепное в своей певучести: «Тучи оболочили небо», либо: «Облачится нонче».
И еще…
Давно уже сказал в поговорке простой народ: «Облака ходят, дела людские соглядают». Но это же сложили сотни лет назад. И не пора разве самим нам соглядать за тем, что готовит нам небо, и научиться отвращать от себя то, чем оно угрожает человеку.
…Они встречались в эти дни с Гигинеишвили не раз. Приходили к общему мнению: если в борьбе с градом придется воздействовать не на весь огромный фронт, а на одно-другое опасное облако, это уже легче. Сравнительно легче, конечно. Но без современной науки просто не дотянуть рук до облака. Без физики, локатора, химии, реагента, самолета.
ЛОЦИЯ ОБЛАКОВ
Задрав плоскость, рейсовый «ИЛ-14» закладывал вираж.
Сулаквелидзе наклонился к иллюминатору… Пылающая холодным свежим блеском громадина наплывала на самолет. Она напоминала материализованное, утвердившееся на земле облако, чуть тронутое пастелью восхода.
Эльбрус!
Слитный рокот моторов. Осевшие на крыльях капли, похожие на клепку, и ряды клепок, похожих на застывшие капли. Машина вспотела, набирая высоту от лакколитов Пятигорья к вершинам Главного хребта.