За весь день они почти не видели реки, не различили цвета ее воды. Вой и грохот, взрывы, от которых сдвигалась земля, прижимали их к дну окопчика. И даже гордость Хезуса была задавлена и расплющена этим сумасшедшим огнем: он не выглядывал из-за бруствера.
Бомбежка и канонада прекратились уже на закате. Трое танкистов, полузасыпанных землей, с трудом выбрались из окопа. Педро был выше пояса погребен в пыль, перемешанную с камнями. Плечи ныли от ушибов, а на голове он нащупал четыре здоровенные шишки.
— Легко отделались, — сказал Педро и удивился гулкости своего голоса. — Могло быть и хуже. Могло быть совсем плохо. Черт побери!
Ему хотелось говорить еще и еще и слышать свой голос.
— Что? — переспросил Антонио. — Чего ты бормочешь, консехеро?
Педро видел, как шевелятся губы комиссара, но только догадывался о значении слов.
Хезус посмотрел на одного, на другого и крикнул:
— Громче! Громче говорите! — и показал на уши.
Педро махнул рукой и тоже крикнул:
— Пошли в штаб!
Они двинулись по белесой известковой лысине холма. Бойцы вылезали из каких-то немыслимых нор и тоже кричали и размахивали руками, чтобы понять друг друга. Мертвых на холме не было видно. Потом Педро споткнулся обо что-то и заметил, что это проношенная почти до дыр подметка альпагарти вылезает из-под земли, в другом месте торчал из пыли локоть с разодранной курткой. Убитых погребли взрывы.
Свежий порыв ветра ударил из долины реки, Педро вдохнул полной грудью и, глотнув свежести, остро почувствовал, как все кругом пропитано едким запахом взрывчатки.
Снизу, со стороны тыла, на холм поднимались бойцы. Они должны были сменить растрепанную часть. Даже в сумерках бойцы казались слишком молодыми, мальчишками. Это бросались в бой последние резервы — семнадцати-восемнадцатилетние парни. Многие шли без винтовок. Им предстояло взять их у тех, кто погиб. Один из парней нагнулся, хотел поднять винтовку, но пальцы убитого крепко сжимали ремень. Парень дернул винтовку несколько раз, но мертвая рука не отпускала оружие. Антонио подошел к убитому, разжал пальцы, державшие ремень винтовки, и отдал ее молодому бойцу.
— Помни, где ты взял винтовку, — сказал Антонио.
Парень вытянулся, вскинул к виску сжатый кулак.
— Но пасаран!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«Если они догадались поставить за мостом противотанковую пушку…»
В окуляр прицела танка Педро видел только сложенные из камня перила моста и там, за мостом, такую же белую от пыли дорогу. Дорогу на правом берегу Сегре.
Предмостных укреплений не оказалось. Что это, просчет франкистов, уверенных в неприступности своей обороны, или западня? Один танк, подбитый на мосту, закупорил бы его прочнее любой предмостной обороны!
Так или иначе, а оставалось одно — проверить все своей грудью. Танки выскочили на шоссе, идущее к мосту по крутому склону холма, обойдя перерытую рвом дорогу, опрокинув с фланга противотанковую батарею, охранявшую подступы к магистрали.
«А если мост заминирован? Если и заминирован, надо проскочить на ту сторону, ошеломить саперов, отбросить их от моста раньше, чем они успеют получить и выполнить приказ о взрыве моста. Без приказа не взорвут!»
Педро скорее почувствовал, чем услышал, как загудела под танком пустота мостовых пролетов.
— Проскочили!
Несколько солдат вывернулись откуда-то сбоку от моста. Игнасио заметил их вместе с Педро и, резко развернув башню, ударил из пулемета.
«Наверное, саперы», — подумал Педро, но это уже между прочим, потому что заботило другое: не увлекся бы командир замыкающего танка Ромеро, не проскочил бы мост. Он должен был остановиться на той стороне, чтобы не подпускать к мосту отступающих фашистов. А они обязательно начнут отступать. Остатки оборонявшейся части оказались отрезанными от правого берега, от своего тыла.
— Идем вдоль берега! — приказал Педро. Игнасио ответил кивком.
Машина свернула с дороги и пошла влево. В окуляр прицела Педро отчетливо различал окопы фашистов на том берегу. Солдаты еще сдерживали натиск республиканцев. Они не поняли, что произошло, что противник оказался у них в тылу, на правом, высоком берегу.
Отойдя от моста метров пятьсот, Педро приказал танкам остановиться, соблюдая дистанцию в пятьдесят метров. Проверил, встал ли танк Ромеро, как они договаривались, у моста на левом берегу, а другой танк — на правом берегу, сразу пройдя мост.
Машины были на своих местах.
И тогда остальные десять машин открыли пулеметный и орудийный огонь по позициям фашистов. С высокого берега они были видны как на ладони. После первых же залпов из собственного тыла франкисты прекратили стрельбу. Вся долина реки простреливалась танками роты Игнасио. И все-таки фашисты бросились к реке, надеясь прорваться сквозь огонь танков. Другого выхода у них не было.
Они полегли у самого берега.
Тем временем пехота республиканцев прошла по мосту на правый берег Сегре, а ниже по течению, на левом фланге, конная бригада форсировала реку вплавь. Сделать это было нетрудно, потому что, как все горные реки, Сегре в середине лета почти пересыхала.
Разгром окруженной группировки фашистов был настолько быстр, что тяжелые батареи франкистов, расположенные за грядой правобережных холмов, не успели перенести огонь на танки.
Машины двинулись в глубь отвоеванного плацдарма, орудия молчали. Прислуга побежала, едва машины оказались Метрах в пятистах от позиций. Артиллеристам стреляли вдогонку.
Ворвавшись на батарею, остановились. После удушливой атмосферы в прокаленном солнцем танке жара на плато показалась прохладой, только слишком пекло солнце. Куртки танкистов почернели от пота.
Пехота республиканцев, вышедшая вслед за танками на плацдарм правого берега, почти без потерь заняла полосу шириною до пяти километров и, выйдя на холмы, стала окапываться. Педро отправился на командный пункт батальона и встретил там Альфонсо. У того рука висела на перевязи.
— Завтра мы дадим им перца! — вместо приветствия сказал Альфонсо. — Отбросим километров на двадцать.
— А почему не сегодня? Мы заправимся, доберем боекомплект и через два часа будем готовы.
— У меня по десять патронов на бойца. И треть собирает винтовки, чтобы вооружиться. Когда-то у нас было до черта оружия, а мы не умели воевать. А теперь я даже весь арсенал роздал! — Альфонсо провел рукой по поясу, на котором болтался лишь один пистолет.
— Как ты решился?
Оба рассмеялись.
К ним подъехал всадник на вороном коне. Разгоряченная лошадь всхрапывала и разбрызгивала клочья пены с удил. Верховой спрыгнул на землю.
— Познакомьтесь, — сказал Альфонсо, — командующий кавалерийской бригадой Гамбоа Гарсиа Мартын. А это наш советник — капитан Педро Мохов. Мы его зовем Педро-мадриленец.
Приехали Антонио и Хезус.
Антонио положил руку на плечо советника.
— Каков! Альфонсо, это он захватил для тебя батарею!
— Ты? — вскочил Альфонсо. — Вива, Педро! Вот удружил! В знак высокой признательности приглашаю всех обедать! Итальянские консервы, французский коньяк, немецкий шоколад, португальские анчоусы! Трофеи. Для этих сволочей комитет по невмешательству — что-то вроде решета. Пираты в Средиземном море нападают на советские суда и прочие, а итальянские и немецкие корабли проходят даже сквозь патрульную зону английского флота. Решето!
— А коньяк хороший? — спросил Хезус.
— «Мартель»!
Антонио снял пилотку, ударил ею об ладонь:
— Надо выпить за то, чтобы эта чертова международная обстановка встала, наконец, с головы на ноги.
— А есть надежда? — спросил Мартын.
Альфонсо сказал:
— Антонио ездил недавно в тыл, на совещание. А в тылу знают все. Пока он будет отчитываться о поездке, я побеспокоюсь об обеде.
— Надежда? — повторил Антонио. — Надежда есть. Франция и Англия должны, наконец, понять, что Гитлер затягивает у них петлю на шее. Аншлюс Австрии. Теперь он тянется к Чехословакии. Франция по договору обязана будет защищать ее независимость. А раз так — к черту дипломатические отношения с Гитлером! Или, во всяком случае, Франция снова откроет границу и разрешит нам забрать свое оружие, закупленное во Франции. Оружие из СССР, задержанное ею незаконно. Но главное — Советский Союз еще раз подтвердил, что будет верен своим обязательствам, если чехословацкое правительство попросит его защитить страну от агрессора!