Только сейчас Роберт заметил, что рука Франца повисла безжизненной плетью.
— Кажется, перелом, — преодолевая мучительную боль, ответил Франц.
— Попробуй прорваться к морю. Все-таки у вас три автомата, — сказал Роберт. — Выводи людей, иначе нам всем тут будет крышка… Один из нас должен живым вырваться отсюда и сообщить товарищам на свободе, ради чего мы боролись все эти годы. Так нужно, пойми же, дружище, — обняв Франца, горячо продолжал Роберт, заметив, как вздрогнули плечи друга. — Тебе здорово досталось и там, в бараке, и здесь, на шоссе… Давай быстрее, пока фашисты не очухались.
В прощальном порыве Франц приник головой к груди Роберта.
— Поберегись, постарайся… — только и смог он выдавить из горла, которое сжала острая спазма рыдания.
Роберт обнял друга и быстро отполз к разбитому грузовику.
Головная машина поравнялась с местом, где произошла авария, и, резко затормозив, остановилась на обочине.
Из кювета, размахивая электрическим фонариком, к грузовику с солдатами вышел эсэсовец, держа автомат наготове.
— В чем дело, что тут у вас стряслось? — встревоженно спросил молодой обер-лейтенант, высунувшись из окна кабины.
— Попали под бомбежку. Взрывной волной сбросило в кювет, господин обер-лейтенант… — ответил Роберт подчеркнутым тоном снисходительного превосходства, каким позволяли себе разговаривать эсэсовцы с офицерами вермахта чуть повыше их чином.
— Кто-нибудь убит? Ранен?
— Мы везли кацетников, господин обер-лейтенант.
— Туда? — офицер махнул рукой, затянутой в серую замшевую перчатку, в сторону полигона.
— Яволь,[4] господин обер-лейтенант.
— Садитесь в машину! — приказал офицер Роберту. — Да, черт возьми, забирайте с собой и ваших кацетников.
— В грузовике остались тела нашего командира и шофера, господин обер-лейтенант. В кювете лежат раненые кацетники…
— Ими займутся позже, когда кончится вся эта дьявольская кутерьма, — не дав Роберту закончить фразу, оборвал его обер-лейтенант. — Эй, Вильгельм! — крикнул он в хвост колонны, высунувшись почти по пояс из окна кабины. — Возьми двоих солдат и останься тут, пока за вами не приедут.
Франц и остальные узники затаив дыхание следили из своего укрытия, в кустарнике соснового перелеска, за тем, что происходило на дороге.
Когда Роберт вскочил на подножку головной машины и, набирая скорость, грузовики помчались к полигону, узники бесшумно отползли к песчаным дюнам…
— Что вы там мешкаете, унтершарфюрер? Или, быть может, боитесь обжечь пальцы? — снова окликнули Роберта со второго этажа горевшего дома.
Роберт бросился в подъезд. Его сразу же охватил раскаленный жар. Огнем уже занялись перила и стены лестницы. Глаза разъедал дым. Он предательски выползал из боковых коридоров, выходивших на лестничные клетки. Со второго этажа доносились возбужденные голоса. Роберт устремился на них, уверенный, что немцы рискнули задержаться только в тех комнатах, где хранилась самая важная документация, за которую они отвечали собственной головой.
Роберт почти ощупью продвигался по коридору, задыхаясь в дыму. Он боялся только одного: как бы огонь не опередил его у самой цели и не преградил путь к сейфам…
То и дело он натыкался на опрокинутые столы. Под ногами крошились и тлели чертежные доски, листы ватмана, стеллажи, папки с какими-то досье… На остатках чертежей еще виднелись следы конструкторских замыслов, контуры нового оружия нацистской Германии, еще не покинувшего чрева конструкторских бюро, но уже испытываемого гитлеровцами на секретном полигоне.
Двери из коридоров во внутренние комнаты были сорваны. Ориентируясь по голосам, доносившимся сквозь треск горевших стропил и грохот падавших перекрытий, Роберт проник в главное конструкторское бюро. Несколько немцев образовали цепь вдоль уцелевшей стены к окну, другая обрушилась, зияя провалом, откуда в комнату прорывались клубы дыма. Немец в штатском, стоявший у открытого сейфа, беспрерывно передавал коллегам тяжелые скоросшиватели.
— Унтершарфюрер, рядом, в соседней комнате, еще один сейф. Попытайтесь выбросить его в окно, — приказал Роберту немец в штатском, продолжая вынимать папки с документами из огромного бронированного сейфа.
Роберт успел заметить, что сейф был уже почти пуст.
Неужели их отчаянный риск оказался напрасным самопожертвованием? Не верилось, что операция закончится бесплодно в самой цитадели полигона, после того как ему удалось совершить почти невероятное. Ведь позади остались и лагерная бомбежка и катастрофа на шоссе, и, наконец, усиленно охранявшиеся въездные ворота сюда — в расположение главного конструкторского центра полигона.
— Всем — наружу! Немедленно! — закричал штатский, когда в соседней комнате за стеной что-то рухнуло, осветив всех ярким оранжевым пламенем.
Роберт отпрянул в темный туннель коридора, пропуская мимо себя четырех немцев и штатского, бросившихся к лестнице — последнему пути из этого огненного капкана. Он не стал терять времени, ибо знал: сейчас все решают секунды.
Вернулся в комнату к раскрытому сейфу. Пустой? Быстро обшарил правый отсек, центральный, наконец, последний, в самом низу. Ничего! Несмотря на нестерпимый жар, Роберт вдруг почувствовал, как холодная испарина выступила на лбу.
«Неужели успели все вынести?» — почти в отчаянии подумал Роберт. Боль обожженного лица, ушедшая было в глубину, захлестнутая нечеловеческим нервным напряжением этой бурной ночи, возвратилась к узнику с новой силой. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, Роберт напряг все силы. «Нужно найти хотя бы один документ. Он даст ключ ко многим звеньям, быть может ко всей цепи. Найти, найти…»
Из коридора, откуда он только что вошел, в комнату ворвались языки пламени. Путь к отступлению был отрезан…
Роберт начал лихорадочно прощупывать глубинные отсеки сейфа. И тут его пальцы наткнулись на металлическое кольцо. Он рванул его и вытащил небольшой металлический ящик.
В нем оказались связка ключей, сургуч, маленькая круглая печать, щипцы для заклепки пломб и два листка текста, проложенные копиркой…
«А что, если эти ключи от сейфа в соседней комнате? — озарила Роберта догадка. — Ведь они не успели его открыть, раз приказали выбросить сейф в окно…» Но туда уже было поздно.
Внезапно Роберт заметил на листке бумаги, который он чуть было не швырнул на пол, надпись, подчеркнутую пунктиром; «Господину рейхслейтеру, обергруппенфюреру СС Борману. Совершенно секретно».
Из первых же строк текста — копии первого экземпляра, видимо уже посланного в гитлеровскую ставку Борману, — Роберт понял: речь шла о важнейшем секретном документе, который, быть может, раскроет многое из того, что замышлялось и здесь, в Пенемюнде, и там, в восточно-прусском логове Гитлера…
У самого окна, выходившего на противоположную от главного подъезда сторону, Роберт несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить бешено стучавшее сердце. Спасти документ и себя можно было только одним путем — через окно, прыжком с семиметровой высоты.
ГЛАВА II. ЛИСЫ В «ВОЛЧЬЕМ ЛОГОВЕ»
Адъютант протянул Борману черную папку. На ее обложке тускло мерцала тисненная серебром надпись: «Гехайме рейхсзахен» — «Секретные имперские дела».
Стоя навытяжку перед массивным, точно саркофаг, письменным, столом, адъютант не отрывал глаз от рейхслейтера.
Каждый раз, когда, повинуясь резкой трели звонка, он спешил в кабинет начальника канцелярии национал-социалистской партии, к его горлу подкатывал тошнотворный страх. Адъютанту удавалось подавлять это мерзкое ощущение и, вытянув руки по швам, преданно смотреть в глаза Борману, зная, что вся нацистская элита, ненавидя и завидуя, трепетала перед властью этого человека, ставшего живой тенью фюрера. Даже такие нацистские главари, как рейхсмаршал Геринг, имперские министры Геббельс и Риббентроп, между собой называли обергруппенфюрера СС Мартина Бормана «Мефистофелем фюрера», «большим интриганом» и «грязной свиньей».