— А если и в самом деле было так? — улыбнулся длиннорукий, рассматривая сверкнувший на солнце необыкновенной красоты бриллиант. — Представьте себе: триста тридцать лет, и все — битвы, походы, парады, борьба за власть и прочая бессмыслица. И опять — парады, походы, битвы… Разве это не может смертельно надоесть? Как там в Легенде: «…И сказал ангел горестно: «Что наделал я? Хотел многим благо принести, а продлил жизнь одному извергу и тирану на сотни лет. Нет мне прощения». И утешил его другой ангел: «Не горюй, брат. Не будет тирану радости от тиранства его. Но протекут столетия, и найдет напиток жизни униженный и бедный человек с сердцем, наполненным любовью. Принесет напиток исцеление и счастье ему и детям его…»
— Так вы все еще утверждаете, что напиток существовал? Вы верите в эликсир жизни?
— Это мог быть очень сильный стимулятор. Судя по жизнеописанию Айрамеша, в их семье было наследственное заболевание типа серповидной анемии. Братья и сестры царя умерли в раннем возрасте, а он, даже если отбросить число триста тридцать, жил достаточно долго. Ведь для всех перечисленных походов и завоеваний понадобилось время…
Ученый отвечал совершенно спокойно, нарочно не замечая насмешки собеседника. Но тот не отставал.
— А кто же ему преподнес такой стимулятор, которым не располагает даже современная наука? Что это за «люди с вершин»? Может быть, космонавты других планет? Это теперь модное утверждение, — ехидно поинтересовался он.
— Модное — еще не значит неверное, — ответил, оторвав, наконец, взгляд от находок, ученый. — Но это могли быть и жрецы. Разве мы знаем все о древних цивилизациях? Чем больше узнаем, тем сильнее удивляемся. Представьте себе, какой шум подымется в академии, когда я завтра сообщу о находке…
Он почувствовал прикосновение чьей-то руки и обернулся. Перед ним стоял один из проводников. Он несмело попросил:
— Господин, вы сказали, что едете завтра в город. Не смогли бы вы взять с собой меня и моих мальчиков. Я уже говорил вам…
— Да, да, помню. Тебе нужно к врачу. Ладно, я захвачу вас.
Лучше бы я не ездил в город. Ведь у меня была надежда — самое большое, что может быть у человека. Ничего, что надежда обманывает — все обманывает нас в этом обманчивом мире. Теперь и надежды нет. Правда, лекарь оставил моих мальчиков в больнице. Боюсь, что он просто не в силах был отказаться от золота. Я хорошо запомнил его слова и особенно как он их сказал: «Против серповидной анемии пока что медицина бессильна. Сделаю все, что смогу. Но я не бог».
Песок скрипит под ногами. Я нащупываю в кармане монету. Это все, что осталось от золота моих надежд.
Первыми обнаружили удивительных крыс жители деревни, вблизи которой год назад была открыта гробница Айрамеша. Грызуны отличались необычайной подвижностью и прожорливостью.
Экспедиция зоологов выяснила, что они живут по крайней мере в пять раз дольше обычных, гораздо быстрее размножаются, и это обстоятельство делает крыс настоящим бедствием.
Они уничтожали посевы, загрызали домашнюю птицу, нападали даже на коз и овец. Зоологи долго спорили, являются ли эти крысы только разновидностью или же их следует выделить в особый вид…
Борис ПОЛЯКОВ
«МОЛВА»
9 марте этого года в Москве проходило организованное ЦК ВЛКСМ и ССП СССР V Всесоюзное совещание молодых писателей. «Искатель» предоставляет свои страницы участнику этого совещания московскому писателю Борису Полякову.
Середина июля 1941 года.
«У меня чудесное настроение! Капитан представил меня к награждению орденом «Румынская корона». Еще десять дней, и я впереди своих солдат войду в Одессу… Говорят это изумительный город!»
«Солдаты! Враг разбит на всем фронте. Сделайте последнее усилие, чтобы закончить борьбу, не отступайте перед яростными контратаками противника. Только вперед! За два дня вы овладеете самым большим портом на Черном море. Вы покроете себя славой. Весь мир смотрит на вас, весь мир ждет вашего вступления в Одессу. Будьте на высоте. Ваша судьба в ваших руках».
«Господин генерал Антонеску приказывает: Командиров соединений, а также командиров полков, батальонов и рот, части которых не наступают со всей решительностью, снимать с постов, предавать суду, а также лишать права на пенсию. Семьи солдат, не идущих в атаку с должным порывом или оставляющих оборонительную линию, лишать земли и пособий на время войны. Солдат, теряющих оружие, расстреливать на месте. Если соединение отступает без основания, начальник обязан установить сзади пулеметы и беспощадно расстреливать бегущих. Всякая слабость, колебания или пассивность в руководстве операцией будут караться беспощадно.
Враг бросил на штурм Одессы восемнадцать дивизий — пехоту, кавалерию, танки. Фашистские самолеты бомбили город, порт.
«Части Красной Армии и Военно-Морского Флота, — сообщала листовка, расклеенная по городу, — вместе со всеми трудящимися Одессы героически отбивают атаки озверелого врага, нанося ему тяжелые удары. Проявим еще большую храбрость и отвагу в борьбе за родную Одессу!»
Со степи город спешно опоясывали траншеями и противотанковыми рвами. На строительстве оборонительных сооружений работали все, кто мог держать в руках кирку, лопату, лом, — старики, женщины, подростки. На Степовой, Дальницкой и других выбегавших в степь улицах баррикады — горы мешков с песком и известнякового камня — возвышались до крыш домов. Город превращался в крепость.
В один из этих дней Яшу неожиданно вызвали в райком комсомола.
— Все так же рвешься в бой? — спросил секретарь райкома комсомола, едва Яша перешагнул порог кабинета.
Прищурившись, Яша недоверчиво посмотрел на секретаря. Чего это он вдруг? Говорили вроде недавно. Недели две назад, «Придет еще твое время, повоюешь, — сказал тогда секретарь Яше и, посмотрев на него усталыми, воспаленными глазами, добавил: — А пока собирай хлопцев — айда рыть окопы». «Винтовку — и на фронт», — стоял на своем Яша. «Лопату в руки — и рыть окопы», — повторил секретарь жестко и, прикрыв ладонью Яшино заявление, дал понять, что разговор окончен. А вот сегодня его вызвали в райком.
— Да разве один я, многие ребята хотели бы сейчас быть там, — после небольшой паузы ответил Яша, кивнув головой в сторону, откуда доносился гул канонады.
— Почему же до сих пор не среди бойцов?
— Пробовали, не получилось, — он горько усмехнулся, вспомнив, как первый раз их вернули с полдороги, а второй — почти с передовой…
— А траншеи рыли?
Вместо ответа Яша молча показал ладони, покрытые желтыми бугорками мозолей.
— Вот что, — секретарь встал, заходил по кабинету, — Вашу мореходку скоро эвакуируют…
Сердце у Яши екнуло. Неужели придется уезжать с училищем? «А как же родные? — хотел спросить он. — Ведь дома больной, парализованный отец, мать, сестренка, брат Лешка».
Вдруг ухнуло так, что задрожали стекла, и в стакане, стоявшем на столе, задребезжала ложечка.
— Дальнобойными бьют, — определил секретарь. Он вынул из стакана ложечку, положил на ворох бумаг.
— Тут один человек заходил, смотрел заявления ребят, которые на фронт просятся. Твое заявление его заинтересовало.
Затем, ничего не объясняя, неожиданно спросил:
— Где санаторий Дзержинского, знаешь? Завтра вечером направляйся туда. Спросишь дядю Володю. Можешь идти.