— Это какая-то ошибка, — плакала я. — Ничего этого не было. Меня хотят опорочить в ваших глазах… Что же теперь будет?
— Боюсь, вам не миновать солидного срока заключения. Закон предусматривает строгое наказание за промышленный шпионаж. Впрочем, я могу вам помочь…
Только значительно позже я поняла, что вся история с пропажей документов была разыграна по сценарию самого Страда.
Я оказалась у него в руках. Ему нужен был агент, не засвеченный конкурентами, и я подходила на эту роль больше, чем кто-либо.
Однажды мне показали газету, на последней страничке которой было опубликовано крохотное извещение о моей гибели в автомобильной катастрофе…
Прочитав эту заметку, я поняла, что обратной дороги для меня больше нет. Для всего мира меня не существует.
И вот — задание на Ферре. Последнее, как сказал Страд.
Возможность получить свободу опьянила меня. Все виделось в розовом свете. Даже смерть, которую несла я и мой передатчик-маячок.
Опытные инструкторы, бесконечные занятия, пробы на вживание в конкурирующую группу…
Как меня внедряли в состав экспедиции — разговор особый. В памяти остался только серый нерастворимый осадок лжи, шантажа, фальшивых улыбок.
И вот конец. Совсем не такой, какой снился Страду и Вампиру.
Какой смысл бороться, когда мне уже никогда не вырваться из сельвы? И то, что Страд обещал мне свободу, — конечно, тоже обман.
Предел есть всему, даже желанию жить. Нет его только у усталости.
Ну что ж. Охраняй меня, Вако. Охраняй!
Рассвет. Все важные решения принимаются на рассвете.
Рассвет. Все важные решения принимаются на рассвете.
Надо что-то делать, иначе эти люди убьют Келин, а затем и меня.
Небо розовеет. Это какой-то странный неровный цвет, будто в ложку сливок капнули крови.
Джунгли просыпаются, ветерок тянет клочья тумана. Желтая пыльца поднимается с земли. Деревья стряхивают бисер росы и шевелят листвой. Клубки лиан начинают двигаться в поисках пищи. Из нор вылезают продрогшие скорпионы. «Здравствуйте, здравствуйте», — шипят они, поводя тяжелыми клешнями. Комар — громадный, не меньше голубя или куропатки, с жужжанием садится на ветку, пускает корешки и на глазах превращается в алый цветок. Через секунду у цветка отрастают ножки, и он проворно скрывается в листве.
Все-таки сельва удивительна. Это чудесный, сказочный мир, в котором до прихода человека царила гармония. Люди пытаются превратить его в помойку, а он сопротивляется. И тем страшнее страдания, которыми мы обязаны самим себе.
Голубая трава и красавица Келин с пустыми глазами… Это опаснее любого монстра, родившегося в глубине трясин.
Чем же я могу помочь Келин? Я такой же маленький и чужой здесь, как и она. Ясно одно: надо выбираться, идти, куда угодно, только не оставаться здесь.
Тихо, чтобы никто не услышал, подползаю к Наю и дотрагиваюсь до его плеча. Арвин вздрагивает и резко поворачивается.
— Тихо, — шепчу я.
Проводник понимает меня с полуслова. Он оглядывает поляну и склоняется ко мне.
— Арвин, вы должны помочь нам уйти.
Он смотрит на меня, в глазах его непонимание.
— Куда уйти? Кругом сельва, до поселка — не одна неделя пути. Вы не пройдете и двух километров.
— Не важно, — отвечаю, прислоняясь спиной к стволу дерева. — Не важно. Остаться здесь — тоже верная гибель. Пусть сельва. Это все-таки стихия, но люди… способные казнить женщину…
Глаза Арвина мерцают в темноте — частице ночи, сохранившейся в густых ветвях дерева.
— Буфи, — говорит он, и в голосе его мне чудится неподдельное участие. — Не дурите. Келин уже не спасти, но вы еще можете вернуться домой.
— Арвин, — говорю я и чувствую, как дрожит мой голос. — Помните, вы сказали, что я могу положиться на вас? Теперь настал этот момент. Все, что я прошу, — это помочь нам уйти,
Най молчит. О чем он думает? О том, что в глазах Браса и Пихры станет предателем, если поможет нам бежать? А может, он совсем не такой, каким мне казался? Что, если он сейчас встанет и поднимет тревогу?..
— Не знаю, почему, но вы мне нравитесь, Буфи, — говорит проводник, и я чувствую, как щеки мои заливает краска стыда.
Как я мог о нем так плохо подумать?
Арвин откладывает автомат, бесшумно сползает на землю и вытаскивает из кармана тонкий плетеный шнурок. Еще секунда, и он растворяется в зарослях голубой травы.
Я смотрю, как зачарованный. Просто удивительно, как человек может двигаться так незаметно.
Проходит несколько долгих, как часы, минут. Сердце гулко стучит, будто хочет разбудить спящих. Мне начинает казаться, что все сорвалось, сейчас вскочит разъяренный Вако с тесаком в руке и…
Но вот — тонкий свист, и я на четвереньках ползу к Келин,
Арвин держит Вако за руки, тот дергается, пытается кричать, но шнурок стягивает его шею, не давая возможности поднять тревогу. Только бы Най его не задушил.
Келин поднимает голову и непонимающе смотрит на происходящее. Зажимаю ей рот рукой и шепчу на ухо:
— Спокойно, Келин. Сейчас мы уходим. Шансов выбраться у нас невероятно мало, но если мы останемся здесь, их не будет вообще.
Из глаз Келин уходит пустота. В них просыпается чувство. Какое? Я еще не могу понять. Но уже хорошо, что оно появилось.
Стараясь не шуметь, собираю вещмешок, кидаю в него несколько банок консервов, флягу с водой. Что еще?.. Оружие? Нет, никчемный груз. Я не Арвин, и если сельва возьмется за нас всерьез, то автомат не поможет.
Келин стоит на опушке и ждет меня.
Най держит Вако и с грустью говорит:
— Знаете, Буфи, я хотел бы быть таким, как вы.
Я понимаю, что он хочет сказать что-то очень для него важное, но смысл слов ускользает от меня. Надо сказать ему напоследок…
— Арвин. Тогда ты сказал, что сельва — гигантская мясорубка судеб. Нет. Сельва — это свалка. А мясорубка — на Эсте.
Входим в джунгли.
Солнце встает над верхушками деревьев.
Солнце встает над верхушками деревьев.
Арвин сдергивает шнурок и отпускает мои руки. На коже теперь наверняка останется красная полоса.
— Тихо, — говорит Най и протягивает мне сигарету. Закуриваю и согласно киваю.
Вскоре просыпаются Брас и Пихра. Капрал разглаживает свой потрепанный комбинезон и, не умываясь, приступает к завтраку. Брас массирует грудь и с задумчивым выражением лица бредет ко мне.
Сейчас начнется!..
Брас подходит, зевает и непонимающе смотрит на место, где недавно лежала Келин. Затем он обводит взглядом поляну и мгновенно замечает отсутствие Илма.
— Где они? — шипит он, хватая меня за отворот куртки. Я указываю на джунгли.
— Мерзавец, — рычит Брас. Чувствуется, что ему хочется меня ударить, но он не решается. Ситуация вышла из-под его контроля. Он просто не знает, кому теперь можно доверять.
Не спеша подходит Най.
— Оставь его, — говорит он. — Вако здесь не виноват.
— Это ты их отпустил? — спрашивает Брас.
Арвин молчит и отворачивается. Пихра отрывается от консервированного мяса и, узнав в чем дело, кричит:
— Ну и черт с ними. Все равно им конец.
Капрал прав. Куда можно уйти в сельве, да еще без оружия?
Хотя Илм мне нравился. Он напоминал мне одного сумасшедшего торговца жареными каштанами. Я был тогда мальчишкой. Подойдешь к решетке и смотришь голодными глазами, а торговец улыбнется и отвалит тебе горсть горячих каштанов. Без денег! Грузовик его потом сбил…
— Ладно, — говорит Брас с облегчением. Наверное, ему и самому не улыбалось пачкать руки в крови. — Остались настоящие мужчины! Деловые люди.
Арвин ухмыляется, как будто услышал самую большую глупость на свете.
— Надо решать, что делать с преследователями, — продолжает Брас.
— Организовать засаду и уничтожить, — рявкает капрал. — Не вести же их к Дереву!
Пихра на глазах подтягивается, словно очутился на параде отборных войск. Дичь почуял, старый пес.
Стрелять я тоже люблю. Стрелять весело! Правда, в людей никогда не приходилось…