Через день я опять зашел в мастерскую. Он вновь отклонил мое предложение пойти в ресторан. К таким заведениям он питал устойчивую антипатию и предпочитал дешевые кафе.
Я принес с собой продукты, и мы с Рудольфом устроились за выцветшей занавеской прямо на топчане.
— Вот это по мне, — сказал Рудольф. — Милая домашняя обстановка. Свобода и непринужденность. Никаких условностей, можно все брать руками. А что ресторан? Чопорность, натянутость, музейная выставка зеркал и хрусталя.
Во время нашей беседы появился еще один гость. Он слегка прихрамывал и опирался на бамбуковую трость.
— Добрый день, господа, — поздоровался вошедший. — Мне сказали, что здесь я могу найти Рудольфа Тирбаха.
— Это я, — представился художник. — С кем имею честь?
— Билл Варлей… Хотел бы поговорить с вами.
— Я вас слушаю.
— Может быть, перенесем нашу беседу в более удобную обстановку? — Он покосился в мою сторону.
— Самое удобное для меня — беседовать у мольберта… Вы можете ничего не скрывать от моих друзей.
Гость окинул меня внимательным взглядом.
— Я принес вам печальную новость, господин Тирбах.
— Что-нибудь с отцом? — Рудольф отложил кисть. Медленным наклоном головы гость подтвердил эту догадку.
— Что с ним?
— Автомобильная катастрофа.
— Он жив?
— Как вам сказать?.. В общем, он в реанимации… — После паузы он добавил: — Дело в том, господин Тирбах, что вашего отца можно спасти.
— Спасти?
— Эдвард Тирбах пока в глубокой гипотермии. У него тяжелая травма мозга… Если пересадить ему мозг донора, то он будет жить.
Тут я вспомнил, что видел этого человека в Бюро. Он был главным юристом Центра трансплантологии. Сердце мое забилось сильнее.
— Что для этого нужно? — спросил Рудольф.
— Ваше согласие на операцию.
— И больше ничего? — Из-за мольберта вышла Полетт, подруга Рудольфа, которая до этого не принимала участия в наших беседах.
— В настоящее время — ничего. Вы заключите договор на свое наследство.
— Но, спасая отцу Рудольфа жизнь, вы лишаете себя гонорара? — вдруг вступила в разговор Полетт.
— У нас уже имеется свидетельство о смерти Тирбаха, составленное по всем правилам.
— Ах, вы уже все продумали! — Полетт приблизилась к Варлею. — Но что это даст нам? Вернет ли операция жизнь отцу Рудольфа, неизвестно, а мы в любом случае потеряем миллион.
— Любимая жена Эдзарда и наследница его миллиардов наотрез отказалась дать согласие на пересадку. А вы, будучи в опале, отдаете свою часть наследства. Эти факты способны сильно повлиять на симпатии старого Тирбаха.
— О чем вы спорите? — раздался голос Рудольфа. — Причем здесь деньги, когда речь идет о жизни отца?!
— Господин Тирбах, для утверждения соглашения нам необходимо ехать в Делинджер, — сказал Варлей.
— Сколько времени это займет? — опять выступила вперед Полетт.
— Я думаю, неделю.
— А не могли бы мы оформить соглашение здесь? — спросила Полетт. — Дело в том, что у Руди выпускные экзамены. Поездка может все сорвать.
— Пока мы должны избегать огласки… А здесь…
Я понял, что пришла моя очередь вступить в разговор:
— Дорогой Рудольф, я могу быть твоим поверенным во всех делах.
После обсуждения этого предложения Рудольф выдал мне доверенность на полномочное ведение переговоров и на подписание соглашения о пересадке Эдварду Тирбаху мозга донора.
Варлей не торопился расстаться с молодым Тирбахом. Но заговорить с ним при мне не решался. Я догадался, что могу быть посвященным в какую-то тайну, и не отходил от Рудольфа ни на шаг.
Увидев тщетность своих намерений остаться с Рудольфом наедине, Варлей, наконец, выдавил:
— Господин Тирбах, я хотел бы поговорить с вами еще об одном обстоятельстве…
— Я вас слушаю.
— Видите ли, у нас нет уверенности в благополучном исходе операции… Впрочем, вашему отцу нечего терять… До того, как все станет ясно, о пересадке никто не должен знать.
— Согласен, господин Варлей, мы будем молчать, — как-то буднично пообещал Рудольф.
Я сообразил, что могу использовать этот факт в своих интересах. Обронив ненароком фразу о том, что мне тоже пора на родину, я ждал ответных ходов со стороны Варлея и не ошибся.
Он предложил мне возвращаться вместе, и, получив мое согласие, заказал два билета на самолет.
В машине по дороге в аэропорт я как бы между прочим сказал Варлею:
— Как удачно вы, господин Варлей, явились со своим известием о старом Тирбахе. До вас я не знал, что делать со своим очерком. И вы сразу сняли все проблемы!
— Вы журналист? — удивился Варлей.
— Да, из «Фурора»…
И я как можно бесхитростнее поведал ему о своих авторских затруднениях…
— А не лучше ли подождать с публикацией? — Взгляд маленьких глаз Варлея был колючим и настороженным. — Тирбах вернется к жизни, он узнает о поступке Рудольфа, и, надеюсь, их отношения наладятся сами собой.
Я не согласился с ним:
— Тут важен общественный резонанс. Семейный конфликт Тирбахов типичен для наших деловых кругов.
Варлей замолчал, потом осторожно сказал:
— Господин Хьюз, поговорим как деловые люди…
— Я догадываюсь о ваших проблемах, господин Варлей. Руководство Центра не заинтересовано в преждевременном оповещении об этой операции, так как неудача может надолго задержать ее внедрение в клиническую практику. Не так ли?
— Правильно. Вы случайно оказались так близко к уникальной операции и, конечно, жаждете выйти на страницы «Фурора» с сенсационным сообщением.
— Безусловно!
Варлей откинулся на спинку кресла.
— В ответ на мое предложение подождать вы будете ссылаться на ваше право, на свободу печати. Но я предложу вам…
— Одну минуту, — перебил я его. — За мое молчание вы предложите мне сто тысяч дин.
— А вы попросите пятьдесят тысяч выплатить вам сразу по прибытии в Делинджер, остальные — после операции? — засмеялся варлей.
Так между нами было достигнуто джентльменское соглашение.
8
По возвращении в Делинджер я получил чек на пятьдесят тысяч дин, а потом попросил выдать мне свидетельство о смерти Эдварда Тирбаха. В то время я не подумал ни о возрасте Тирбаха, ни о его здоровье.
Предвидя возможные разногласия относительно того, кем считать реципиента после операции, я хотел держать в своих руках нити этого дела, тем более что когда-то сам изучал законоведение…
— Свидетельства о смерти Тирбаха еще нет, — ответил мне Варлей.
Я посмотрел ему в глаза и улыбнулся.
— Для успешного завершения нашей сделки такое свидетельство надо составить.
— Это почти невозможно.
— Почему же? Ведь вы утверждали, что Тирбах обречен…
— Видите ли, фирма предвидит, что такое свидетельство осложнит идентификацию личности Эдварда Тирбаха.
Вот в чем дело! Значит, в Центре тоже понимали последствия операции и тем не менее шли на нее.
— Я думаю, что осложнения возникнут в любом случае.
— Возникнут, но их можно будет устранить. А свидетельство сделает их неразрешимыми.
— Вам знаком своенравный характер Эдварда Тирбаха. Вы вернете его к жизни, а он ради очередной сенсации изменит завещание и оставит вас без гонорара! Но если составить по всем правилам документ о его кончине…
После выдачи свидетельства о смерти Эдварда Тирбаха Варлей с нетерпением проговорил:
— Надеюсь, теперь вы готовы подписать соглашение?
— Не совсем.
— Что у вас еще? — В его голосе послышалось раздражение.
— Я бы попросил внести в соглашение пункт о том, что в случае неудачи с операцией все расходы на себя берет ваше Бюро.
Варлей начал было торговаться, но я отрезал:
— Если вы не готовы к операции, то я отказываюсь от своих обязанностей. Почему ваши эксперименты кто-то должен оплачивать? Я бы хотел знать, какие кандидаты в доноры у вас имеются?
Варлей удивился моей осведомленности в таких вещах и без обиняков доложил:
— Высший балл при исследованиях умственных способностей получил некий Боб Винкли.