— Мне понравился ваш тезис относительно реципиента и донора. Удивляюсь, что кто-то этого не понимает.
Я молчал, не зная, как вести себя с Дуономусом.
— Сегодня я хотел бы еще раз воспользоваться вашей помощью, — продолжал Тирбах. — Мы отправимся в банк. До меня дошли сведения, что там за время моего отсутствия немного запустили дела. Я хочу появиться в банке неожиданно. Ну а свое журналистское дело вы знаете…
— Очень признателен вам за доверие.
Он заметил мою нерешительность в разговоре с ним и сказал:
— Я думаю, дорогой Кларк, нам с вами лучше без формальностей. Зовите меня просто Эдвард.
Я согласно кивнул.
Внимательно посмотрев на меня, он задумчиво произнес:
— Похоже, дорогой Кларк, что вы неискренни со мной, мой вид чем-то смущает вас. Из всех людей вы имеете самое близкое отношение к моей операции («Какую операцию он имеет в виду: деловую или хирургическую?») К тому же вы доверенное лицо не только моего сына Рудольфа, но и мое. Вы были в курсе всех моих дел и намерений. Ведь от вас зависело, чьим мозгом я воспользуюсь…
Похоже было, что эти слова сказал Боб. Однако вопреки всякой логике в его речь вплелись фразы о сыне Рудольфе. Что это: плохая игра Боба? Или в этом Дуономусе действительно все перепуталось?
— Мне нравится, что вы защищаете мои законные интересы, да, да, законные… И я надеюсь с вашей помощью разрешить некоторые затруднения. — Тирбах поморщился, приложил руку к груди. — Сердце беспокоит…
Он вынул из кармана серебряную коробочку, достал таблетку и положил под язык. Некоторое время молчал, словно проверяя что-то с помощью внутреннего локатора, потом сказал:
— Знаете, Кларк, иногда я уже сожалею об этой пересадке. У меня очень много денег. Но хорошим здоровьем не могу похвалиться. Организм слишком стар. Поневоле начинаешь думать, что лучше бы мне остаться… там, — и показал рукой вверх.
Что это: запоздалое раскаяние Боба, признание медицинской операции ошибкой?
Он дышал очень тяжело, и время от времени словно прислушивался к тому, что происходило у него внутри…
— При ваших-то капиталах можно заменить и другие органы, — проговорил я и запнулся.
— В Центре мне советовали… Замена отдельных органов ничего не даст. Почки, сердце — этого мало… У меня никуда не годятся сосуды.
Я не знал, что ответить ему.
— Да, сейчас все возможно, — задумчиво проговорил Тирбах. — Но я хочу остаться самим собой… Сегодня я забираю вас на весь день… Не возражаете?
— Наоборот, буду рад сопровождать вас.
Тирбаха в банке не ждали. Секретарша управляющего строго посмотрела на нас и сказала:
— Господин Шнитке занят, пройдите к заместителю.
Тирбах мягко возразил:
— Передайте господину Шнитке, что если его секретарь еще раз не узнает меня, я прикажу уволить его.
Управляющий разговаривал с посетителем. Увидев нас, он резко повернулся:
— В чем дело, господа? Калерия, — обратился он к вошедшей следом секретарше. — Я же просил никого не принимать.
— Господин Шнитке, я предупреждала, но господин Тирбах очень настаивал. — Она выделила слово «очень».
Управляющий вскинул голову, торопливо поднялся:
— О, извините, господин Тирбах. Почему вы не предупредили?
— Мне хотелось сделать вам сюрприз. Сегодня я, как кинозвезда, в сопровождении прессы… Кларк Хьюз из «Фурора». — И он указал жестом в мою сторону.
— Рад познакомиться. — Шнитке протянул руку. — Я вас слушаю, господин Тирбах.
— Пожалуйста, журнал учета операций за два последних месяца.
— То есть все расчеты компьютера? — переспросил Шнитке.
— Нет. Техника, конечно, хорошо, но я привык работать по старинке, хочу просмотреть все своими глазами.
Получив несколько листов с рядами машинописных цифр, Тирбах проговорил:
— Ну что же, не буду вас отвлекать… Я поработаю в своем кабинете…
Тирбах бегло просматривал колонки цифр.
Я понимал, почему он решил продемонстрировать мне знание банковских дел. Ведь для моего друга цифры были родной стихией.
Поведение Боба в образе Тирбаха было безупречным! Но меня тревожило, что Винкли опять использует меня в своих интересах, а о вознаграждении не подумает… Конечно, работа оценивается по результату. Но ведь я не впервые помогаю ему!
Через полчаса заглянул управляющий.
— Вам ничего не нужно, господин Тирбах?
— Благодарю вас. Присядьте, пожалуйста. Я заканчиваю просмотр документов и хочу кое-что выяснить.
Он положил бумаги на стол.
— Дорогой Шнитке, направляясь сюда, я думал, что дела без меня пришли в упадок. Но я ошибся. В целом я доволен состоянием отчетности. У меня только два вопроса.
— Слушаю, господин Тирбах.
— Первый… Почему вы вопреки моему запрещению выдали крупную сумму фирме Нординга?
— Нординг согласился на двенадцать процентов годовых и дал солидное обеспечение под ссуду.
— Какое именно?
— Закладные на крупное дочернее предприятие пластмасс, оцененное экспертами в одиннадцать миллионов.
— Закладные в сейфе?
— Конечно.
— Почему об этом обеспечении нет никаких записей?
— Разве? Я разберусь.
— И еще одно. В апреле отмечено поступление одного миллиона в погашение ссуды от фирмы Буаре. Из записей следует, что этот миллион был переведен в филиал нашего банка в Дризе. Однако его поступление туда не зафиксировано.
— Сейчас разберусь, сэр.
Шнитке взял бумаги…
— Переведите этот миллион в Париж на имя моего сына.
— Хорошо, господин Тирбах.
— Попрошу принести мне закладные Нординга.
— Но для этого надо вскрывать сейф.
— Вскрывайте.
После ухода Шнитке Тирбах опять достал серебряную коробочку.
— Сердце беспокоит все сильнее, — проговорил он. — Неужели я ничего не успею… и все пойдет прахом? Это ужасно! За что покарал меня бог, лишив преемника в делах?.. — Превозмогая слабость, он поднялся, опираясь на край стола. — Теперь поедем к вам.
Я вопросительно посмотрел на него.
— Мне пришло в голову купить несколько газет, — объяснил Тирбах. — Начну с «Фурора». С ним вопрос уже решен. Бумаги оформим на ваше имя.
Кажется, наступил момент, которого я так долго ждал… Тирбах вновь сел в кресло и закрыл глаза. Казалось, он дремал.
Скоро вернулся Шнитке. Вид у него был довольно понурый…
— Что-нибудь не так, Шнитке? — поднял голову Тирбах.
— Закладных Нординга в сейфе не оказалось, — растерянно произнес тот.
— Я так и думал.
— Но нам удалось уличить в краже нашего служащего О’Коннена. Он сознался, что за крупную сумму обещал вернуть их Нордингу. Потому и не дал о них никаких сведений.
— Дальше!..
— К счастью, О’Коннен не успел передать их Нордингу, ждал, пока получит от него перевод.
— А что с миллионом?
— С миллионом хуже. В апреле он был переведен в дризский филиал. И, как я сейчас выяснил, там его получили по фальшивой доверенности. Видимо, не обошлось без сговора с кем-то из дризских служащих…
— Вы не выяснили, кто получил?
После заминки Шнитке сказал:
— Наш бывший клерк Боб Винкли.
На лице Тирбаха появилась растерянность. Но уже через секунду он расхохотался. Смеялся долго, до слез.
— Вот так история! Умно сработал, шельмец. Теперь не с кого и взыскивать!..
«Вот оно, еще одно дельце Боба, на которое он намекал».
— Бог с ним, с Винкли, — продолжал Тирбах. — Проведите эту сумму как дополнительные затраты на операцию. Рудольфу отправьте миллион из основного фонда.
На другой день газеты подробно описывали посещение Тирбахом банка и покупку «Фурора». Вокруг Дуономуса поднялась очередная бумажная буря. Упоминалась хитроумная махинация Боба Винкли. Естественно, журналисты не могли обойтись без язвительных острот по поводу того, что герой сам у себя украл миллион. Как и следовало ожидать, многие упирали на то, что Дуономус (или скрывающийся за ним Боб Винкли), забирает в свои руки миллиарды Тирбаха. Не пора ли остановить его? Не время ли до выводов особой комиссии наложить секвестр на имущество Эдварда Тирбаха?