«Нива», в которой расположился я, стоит на опушке каких-то зарослей. Палатка, избранная под резиденцию Ольгой, разбита на пляже в десятке метров от автомобиля. Возможно, при свете дня окрестный пейзаж и порадует взор, но теперь, исполненный какой-то мрачной недоговоренности, он кажется зловещим.
Сон не приходит. По давней привычке призываю себя поразмышлять о чем-нибудь отвлеченном, но соседство столь очаровательной девушки оставляет этот призыв повисшим в воздухе. Думаю о конкретном. О той, которая в десятке метров отсюда, по-видимому, тоже не спит и размышляет.
Где-то далеко в стороне пролетает самолет. Волна, рожденная в десятке миль, на последнем дыхании доползает до финиша и теребит берег. В соседних зарослях хрустит ветка. Случайные ночные звуки, столь выразительно оттеняющие тишину. Впрочем, не все. Хруст повторяется, заставляя меня придать собственным мыслям иное направление. Суть их проста.
Некто движется через заросли в нашем направлении. Судя по тому, что дикий зверь в здешних местах не водится, этот самый «некто» имеет человеческий облик. Если же вспомнить сегодняшнее назойливое поведение серой «Волги» и учесть, что место и время не очень подходят для дружеского визита, то остается заключить, что намерения визитера столь же мрачны, как ночь.
На случай, если мои предположения оправдаются, принимаю необходимые меры предосторожности. Дотягиваюсь до ружья, которое предусмотрительно положено на сиденье на расстоянии вытянутой руки, кладу его рядом с собой. Нащупываю фонарик и жду.
Долго ждать не приходится. Снова хрустит ветка, вслед за хрустом явственно слышны шаги. Потом шаги замирают. Человек пробирается не наугад, он боится быть обнаруженным, и у него определенная цель. Самое время продемонстрировать, что мы бодрствуем и готовы к встрече.
Открываю дверку кабины и вываливаюсь на песок. Резко вскакиваю, бросаюсь в сторону, к дереву, которое я приметил еще вечером. Включаю фонарик. Луч света простреливает заросли навылет и производит то действие, на которое я рассчитывал Ночной гость убегает, даже не пытаясь скрыть своего присутствия. Это все, что я хотел выяснить. Преследовать его нет смысла, да к тому же и небезопасно.
Возвращаюсь к машине и с полным небрежением к моим таинственным преследователям закуриваю. Сей вызывающий жест в достаточной степени аргументирован, ибо попытка повторного сближения вряд ли последует сию минуту. В то же время я надеюсь, что этот бесхитростный, тысячекратно испытанный прием придаст мне бодрости, ибо, честно говоря, мне не по себе. Я издерган, раздосадован. Напряжение сегодняшнего дня не прошло с приходом ночи. Конечно, глупо располагаться на ночлег в таком безлюдном месте, но тут уж, как говорится, все мы умны задним числом.
Сейчас я лягу, буду пытаться уснуть, но не усну. Буду вскакивать на каждый шорох и гоняться с ружьем за призраками, и, если Ольге вздумается выглянуть из палатки, она, пожалуй, решит, что я спятил. Отлично проводите отпуск, товарищ Никитин, говорю я себе. Эдак и в психиатричку угодить недолго.
Ольга появляется из темноты столь неожиданно, что я вздрагиваю — на ее месте мог оказаться кто-нибудь другой. Сколь пристально мысли мои ни заняты другим, все же успеваю отметить, что выглядит девушка отменно и, по-видимому, еще не ложилась.
— Не спится, — объявляет она.
Мне тоже. Ни о чем другом моя спутница, будем надеяться, не догадывается. В тот самый момент, когда я говорю ей, что лучшее средство борьбы с бессонницей — хорошенько встряхнуться, мне приходит в голову как.
— Встряхнуться?..
— Поехали на свадьбу! — предлагаю я.
— Сейчас не самое удачное время для шуток, — вздыхает Ольга.
Конечно, мы уедем отсюда, даже если мне придется уговаривать ее до утра. Сколько же событий может произойти до утра, если полночь еще не наступила! Гашу улыбкой нахлынувшее на меня смятение и обращаюсь к девушке со словами;
— А, знаете, Оля, это ведь не шутка.
6
Ночная дорога действует на меня освежающе Возможно, потому, что нас никто не преследует. Мелодии, льющиеся из приемника, способны взбодрить самого отъявленного скептика, к каковым, к счастью, причислить себя пока не могу. Что касается Ольги, то она забилась в угол и молчит. Я не делаю никаких попыток разговорить девушку. Мы оба понимаем, что наше поспешное бегство с побережья было вызвано отнюдь не свадьбой и у нас обоих есть основания эго не обсуждать друг с другом.
В таком вот настроении мы приближаемся к месту действия. Искомую деревеньку можно приметить с расстояния в добрый десяток километров, на среднем же плане происходящее являет из себя нечто среднее между извержением Везувия и карнавалом в Рио-де-Жанейро. С небес на это буйство света радостно взирает луна в окружении сонма ликующих звезд. Люди веселятся, у людей праздник, так почему бы, черт возьми, об этом не узнать всей Вселенной и не возрадоваться!
Лихо торможу и за ту минуту, по истечении которой наша прибытие станет центром всеобщего внимания, успеваю разглядеть детали. Несмотря на поздний час, веселье в самом разгаре. Ломятся от яств накрытые во дворе столы, во главе которых я замечаю Автандила Руставели. Между столами и погребом курсируют женщины с кувшинами, содержимое которых, надо полагать, покрепче газировки. Аппетитно дымится невероятных размеров мангал, способный вместить быка. Играет небольшой, но звучный оркестр национальных инструментов. Молодежь демонстрирует себя в танце, и почтенные аксакалы с воодушевлением приветствуют каждый удачный выпад.
Преисполненный скрытого достоинства, сдержанно гляжу на Ольгу — кажется, кто-то здесь сомневался! — и обнаруживаю прямо-таки разительные перемены. Девушка возбуждена. Она смеется. Ее захлестнула эта атмосфера безудержного веселья. Она выходит из машины и протягивает мне руку. Я следую за ней, успевая подумать о том, что даже такое в целом безотрадное явление, как извержение вулкана, может содержать в себе некий положительный момент, если дело происходит холодной зимней ночью.
Появление красной «Нивы» замечено. Для опытного глаза Руставели не составляет особого труда определить, кто перед ним. Тамада взмахом руки останавливает танцы, поднимает новобрачных, родственников, гостей и сам во главе колонны движется нам навстречу. Пораженные размахом встречи, мы несколько теряемся.
— Дорогой! Я знал, что ты приедешь! — раскрыв объятья, гудит Автандил.
Мы обнимаемся. Пока участники торжественной встречи перестраиваются в живописное полукольцо, тамада, радостно косясь в сторону Ольги, успевает шепнуть мне на ухо:
— Кто это?
Ситуация не оставляет времени на раздумья.
— Это… — начинаю я, надеясь, что некий голос свыше сподобит меня закончить фразу.
— Твоя жена! — догадывается Руставели.
Ход его размышлений несложен. Эдакая прелесть может быть либо ангелом, либо супругой. Но нынче ночью в ангелов здесь не верят.
Участники этого короткого разговора столбенеют, каждый на свой лад — я от смущения, почтенный тамада от восторга. Не теряет присутствия духа лишь девушка. Она встряхивает головкой, чем приводит нашего огнеборца в состояние, близкое к экстазу, и представляется:
— Ольга.
— Добро пожаловать, дорогая Ольга! — грохочет Руставели, и горы возвращают подобное обвалу эхо. — Добро пожаловать!
Он делает знак оркестру. Звучит что-то вроде марша. Чувствуя себя последним болваном, шепчу на ухо Ольге:
— Они приняли вас за мою жену. Надо исправить это недоразумение.
— Не спешите. Успеете, — улыбается она.
Улыбка адресуется всем, и каждый без зазрения совести относит ее на свой счет. В рядах лихих джигитов наблюдается массовое подкручивание усов. Два-три экземпляра покрупнее теснят соседей, занимая выигрышные позиции.
Тамада жестом останавливает музыкантов и приступает к представлению участников событий.