Докурив, Егор раздавил пяткой бычок и поднялся с приступок, намереваясь сделать еще один заход в парилку, да так и остался стоять. То, что он увидел, повергло его в совершенное изумление: от овинов к бане мчался сломя голову Дымок, а за ним — Егор не поверил глазам — гнался на махах самый настоящий волк! Изумление Егора еще больше усилилось, когда он разглядел его — это был тот самый, которого он уже дважды видел на болоте.
Опешив от неожиданности, Егор продолжал смотреть на все как бы со стороны, словно это не за его собакой гнался неведомо откуда взявшийся здесь волк.
А положение на лугу складывалось трагическое. Дымок отнюдь не был гончаком и не мог соперничать в беге с волком. Дымка пока спасало одно: его гнал ужас, вселявший в несчастного пса силы, но их могло не хватить на такую скачку.
До бани оставалось не больше ста метров, и Дымок, наверное, уже уверился в спасении, но тут из кустов наперерез ему выскочил другой волк, поменьше, в котором Егор тотчас распознал волчицу.
Дымок оказался в «клещах». Это была самая настоящая засада, какую сплошь и рядом волки используют на своих охотах, когда один гонит, а другой поджидает жертву где-нибудь в укрытии. Спасения в таких случаях нет, потому что загнанный не успевает даже понять, что произошло.
Не понял этого и Дымок, а волчица рассчитала все точно. Прыгнув, она сбила Дымка с ног, сзади налетел волк, и Дымок завизжал, но визг сразу же оборвался и перешел в хрип.
И только тут Егор осознал, что на его глазах волки режут его собаку, а он стоит пень пнем. В руках был только веник, но это не остановило Егора. Закричав во все горло и подняв веник над головой, он кинулся спасать Дымка. Волки, увидев бегущего к ним человека, бросили собаку и скрылись в кустах, но когда Егор подбежал к бившемуся на траве Дымку, он увидел, что помогать тут бесполезно: шея пса была располосована как ножом, живот разорван. Дымок еще хрипел, но то была агония.
Постояв над собакой, Егор пошел обратно к бане и увидел жену. Испуганная и бледная, она смотрела на него как на сумасшедшего.
— Ты что, Егор?!
— Дымка волки зарезали!
— Господи! — сквозь слезы проговорила жена. — А я думала, с тобой что. Как ты закричал, у меня ноги так и подкосились, еле добежала.
— Ну ладно плакать-то, — сказал Егор. — Принеси-ка лучше лопату, надо Дымка зарыть.
Жена пошла к дому, но по дороге обернулась:
— Ты грех-то хоть прикрой, бегаешь голый. Увидит кто, растрезвонит по всей деревне.
Отправив жену с дочкой мыться, Егор по привычке лег полежать. Он всегда лежал, а то и спал час—другой после бани, и хотя сегодня она не удалась, давным-давно заведенный порядок взял свое.
Укрывшись полушубком, Егор лежал, надеясь, что подремлет хоть немного, но привычного спокойствия не было, мысли вертелись вокруг одного — что же за невиданный случай приключился сегодня?
Если бы Егору кто-нибудь рассказал о таком, он счел бы это брехней, охотничьей байкой, но это произошло с ним, а потому требовало объяснения. В том, что волчье нападение было не случайным, а заранее подготовленным, Егор нисколько не сомневался. Но что плохого сделал Дымок волкам? Он и в глаза-то их никогда не видел, а уж тем более ничем не насолил им. Однако — разорвали. А до этого, видать, караулили, к дому подходили — то-то Дымок и лаял. Но опять же спрашивается: для чего караулили? Конечно, волки при случае от собачатины не откажутся, но охотиться за собакой у всех на виду не будут. А тут охотились, засаду сделали. Но не для добычи, это точно. Если бы для добычи, не стали бы рвать, унесли. А эти кинули — вроде бы расправились за что-то, и дело с концом. Но за какие такие грехи расправляться-то! Ведь ничего не сделал Дымок этим самым волкам, ничего!
Егор встал, принес с моста крынку с молоком, не отрываясь, выпил половину. Катавасия с Дымком получалась интересная. С одной стороны, у волков не было никакого резона охотиться за ним, а с другой, получалось, что они глаз с него не сводили. И выпустили-таки кишки.
И тут у Егора мелькнула догадка: а что, если волки мстили? До сих пор он не верил в такие басни, хотя и слышал об этом от многих охотников. Но те наговорят, только слушай. А уж он-то, слава богу, знает волков, не первый год охотится. Разные случаи были, но чтобы волки стращали? Волки могли злить и даже выводить из себя, потому что были умны и хитры и требовали неотступного внимания, но они не могли угрожать — эго Егор затвердил как азбуку. Но тогда что же? Почему волки, которых он всегда презирал за трусость, ни с того ни с сего разорвали его собаку?
Или разговоры о волчьей мстительности не сказки?
Похоже, что так оно и было, и стоило лишь согласиться с этим, как все непонятное вполне объяснялось, обнаруживались и причины, и следствия. Волкам было за что мстить — за выводок. И кому мстить — Егору. Вина же Дымка заключалась лишь в том, что он жил в доме ненавистного им человека. Но из этого вытекало, по мнению Егора, совсем уж несуразное. Если Дымок расплатился за чужие грехи, то кому-то придется расплачиваться за собственные? А кому? Так дураку ясно — Егору. Ведь волки, надо думать, на полпути не остановятся.
Но тут Егор разозлился. Не остановятся? Еще как остановятся! Попробуют картечи — дорогу в деревню забудут. И за Дымка еще наплачутся.
Жене Егор ничего не сказал о своих подозрениях. Скажешь — потом сам не рад будешь. Начнутся всякие бабьи страхи и надоевшие разговоры о том, что давно надо бросить эту охоту, что самостоятельные мужики ею не занимаются, что Егора никогда не бывает дома, вечно он носится по своим лесам да болотам и когда-нибудь добегается. И снова будет рассказано о прадеде Тимофее, который ушел однажды в этот самый лес, да л доныне все ходит где-то. Всей деревней искали, а толку? Был человек, и нету, испарился. Нет, уж лучше помалкивать. Кто его знает, как там на самом деле с Дымком. Может, перебежал он все же волкам дорогу, вот они и посчитались. И нечего раньше времени поднимать панику, а надо заводить другую собаку. Как-то пусто стало без Дымка.
А между тем лето поворачивало на осень. Не успели и оглянуться, как подоспел сенокос, а там и уборка навалилась. Рабочих рук не хватало, и чтобы управиться до непогод, работали от зари и до зари и, уходившись за день, валились спать как мертвые.
За работой забылись события, которые еще недавно казались важными и живо обсуждались на деревенских крыльцах и завалинках. Теперь они пустовали. Лишь бессонные деревенские деды выкуривали на них цигарку—другую и снова забирались на печи, чувствуя себя еще более одинокими среди беспредельной тишины и темноты.
Забылся случай и с Дымком. Волки никак больше не проявляли себя, и Егор окончательно утвердился в мысли, что все слухи о них как были брехней, так брехней и останутся.
Но не дожили и до осени, и Егор сделал неожиданное открытие: волки по-прежнему следили за домом. В нем теперь оставались только Егор с женой, а дочка вот уже месяц жила у бабок. За ней требовался присмотр, а ни Егора, ни жены по целым дням не было дома. Все время в поле. Там и обедали, а вернувшись, ужинали на скорую руку и ложились спать — уставали за день сильно.
В ту ночь Егор, как всегда, спал без просыпу и с трудом очнулся от толчков жены.
— А? — сказал он, думая, что уже утро и надо вставать и собираться на работу. Но в избе было темно, лишь лунная дорожка тянулась наискосок от окон к печке.
— Егор, а Егор, — шепотом сказала жена, — никак в окно кто-то стукнул.
Егор приподнялся на локте и посмотрел на окно. Оно было задернуто двумя половинками занавесок, доходившими до форточки; сверху спускалась занавеска покороче, оставлявшая в окне неширокую щель, в которой виднелось лиловое ночное небо. Ветерок шевелил листву сирени в палисаднике, и, кроме этого привычного шороха, Егор ничего не слышал.
— Вечно чего-нибудь придумаешь, — сказал он недовольно, готовясь снова лечь, но тут до его слуха донесся непонятный, но явственный звук. Словно дотронулись до стекла, и оно чуть слышно задребезжало.