Фелиси не ждет, пока ей укажут место. Она становится в первом ряду и шествует впереди семьи, прямая, настоящая скорбящая статуя, все время прикладывая к глазам носовой платок с черной каймой, надушенный дешевым одеколоном, который тоже, вероятно, приобрела в лавочке Мелани.
Бригадир Люка, проведший ночь в Жанневиле, сопровождает Мегрэ. Оба они следуют за кортежем по пыльной дороге, а в ясном небе распевают жаворонки.
— Она что-то знает, это точно. Какой бы хитрой себя ни считала, в конце концов она расколется.
Люка утвердительно кивает. Во время заупокойной мессы двери маленькой церкви остаются открытыми, и в ней больше пахнет весной, чем ладаном. До вырытой могилы идти недалеко.
После похорон семья должна вернуться в дом покойного, чтобы заняться завещанием.
— С чего это мой брат стал бы оставлять завещание? — удивляется Эрнест Лапи. — В нашей семье это не принято.
— Фелиси уверяет…
— Фелиси… Фелиси… Опять Фелиси…
Люди невольно пожимают плечами.
Но разве она не проталкивается вперед и первой не бросает лопату земли на гроб? А потом, вся в слезах, отходит поспешно и кажется, вот-вот должна упасть…
— Не упускай ее из виду, Люка!
Она шагает, шагает, быстро сворачивает в какие-то переулки Оржеваля, и вот наконец Люка, следующий за ней на расстоянии каких-нибудь пятидесяти метров, попадает на пустынную улицу и видит, как вдали исчезает за поворотом грузовичок. Он опоздал…
Люка толкает дверь харчевни:
— Скажите, пожалуйста… Грузовичок, который только отъехал… Вы знаете?
— Да… Машина Луве, механика… Он только сейчас здесь выпил кружку пива…
— Он никого не захватил с собой?
— Не знаю… Не думаю… Я не выходил…
— Вы не знаете, куда он поехал?
— В Париж, как обычно по четвергам…
Люка бросается на почту, которая, к счастью, оказывается напротив.
— Алло!.. Да… Это Люка… Поскорее… Грузовик довольно потрепанный, уже повидавший виды… Подождите…
Он спрашивает у почтовой служащей:
— Вы не знаете номерного знака машины мсье Луве, механика?
— Нет… Помню только, что он кончается на цифру восемь…
— Алло!.. Последняя цифра номера — восемь… Девушка в трауре… Алло!.. Не прерывайте… Нет… Вряд ли ее нужно задерживать… Просто последить за ней… Понятно? Комиссар позвонит сам.
На дороге из Оржеваля в Жанневиль Люка догоняет Мегрэ.
— Она исчезла…
— Что?
— Думаю, вскочила в грузовичок, когда тот уже трогался с места… Забежала за угол… Я звонил на набережную Орфевр… Сейчас поднимут на ноги людей… Предупредят на заставах…
Итак, Фелиси исчезла! Запросто, средь бела дня, как говорится, под носом у Мегрэ и его лучшего бригадира! Исчезла в огромной черной вуали, по которой ее можно узнать за километр.
Члены семьи, время от времени поворачивающие головы в сторону полицейских, удивлены, не видя Фелиси. Оказывается, она унесла с собой ключ от дома, и теперь приходится идти через сад. Мегрэ открывает жалюзи на окнах столовой. На столе еще лежит простыня и веточка самшита. В комнате по-прежнему пахнет свечой.
— Я бы чего-нибудь выпил, — вздыхает Эрнест Лапи. — Этьен!.. Жюли!.. Не бегайте по грядкам… Где-то должно быть вино…
— В погребе… — сообщает Мегрэ.
Жена Лапи идет в лавку Мелани Шошуа купить детям пирожных, а заодно берет и для всех.
— Нет никакого основания думать, господин комиссар, будто брат составил завещание… Я, конечно, знаю, он был оригинал… Жил, как медведь в берлоге, и мы с ним почти не виделись… Но что до этого… Тут уж…
Мегрэ шарит в ящиках письменного стола, стоящего в углу. Он вынимает сначала связки тщательно сложенных счетов, а затем старый, посеревший от времени бумажник, в котором лежит только желтый конверт:
Открыть после моей смерти.
— Ну, вот, господа, — говорит комиссар. — Я думаю, это как раз то, что мы ищем.
Я, ниже подписавшийся, Жюль Лапи, в здравом уме и твердой памяти, в присутствии Форрентена Эрнеста и Лепапа Франсуа, жителей Жанневиля Оржевальского округа…
Голос Мегрэ становится все внушительнее.
— Фелиси оказалась права! — заключает он наконец, пробежав бумагу. — Ей оставлен в наследство дом и все к нему относящееся.
Семью словно громом сразило. Завещание содержит одну небольшую фразу, которую они забудут не скоро:
…Принимая во внимание поведение моего брата и его жены после случившегося со мной несчастья…
— Я ему просто говорил, что смешно поднимать такой шум из-за… — пытается объяснить Эрнест Лапи.
…Принимая во внимание поведение моего племянника Жака Петийона…
Молодой человек, приехавший из Парижа, напоминает двоечника, присутствующего при раздаче наград.
Но все это пустяки! Важно, что наследница — Фелиси. А Фелиси, бог знает почему, куда-то исчезла.
Глава вторая
ШЕСТИЧАСОВОЕ МЕТРО
Засунув руки в карманы, комиссар стоит в коридоре перед бамбуковой вешалкой, в центр которой вделано зеркало в форме ромба. Мегрэ видит себя в зеркале. Ну как тут на рассмеяться! Он похож на ребенка, которому чего-то захотелось, но он не осмеливается попросить. Однако Мегрэ не смеется. Он протягивает руку за широкополой соломенной шляпой, висящей на крючке, и надевает ее.
Вот здорово! У Деревянной Ноги голова была еще больше, чем у комиссара, а ведь Мегрэ зачастую приходится обходить много шляпных магазинов, пока удается подобрать подходящую. Это заставляет его задуматься. С соломенной шляпой на голове он возвращается в столовую, чтобы снова посмотреть на фотографию Жюля Лапи, найденную в ящике стола.
Однажды какой-то иностранный криминалист задал начальнику уголовной полиции вопрос относительно методов Мегрэ, на что тот ответил с загадочной улыбкой:
— Мегрэ? Что я вам могу сказать? Во время расследования он чувствует себя так же свободно, как дома в комнатных туфлях.
Сегодня комиссар чуть было не надел, если не комнатные туфли убитого, то, во всяком случае, сабо покойного. Вот они стоят здесь, направо от порога — сразу видно: это их обычное место. Все здесь на своем месте, и если бы не отсутствие Фелиси, Мегрэ мог бы подумать, будто жизнь в доме идет своим чередом, что он сам и есть Жюль Лапи, который медленными шагами направляется к грядке, желая закончить ряд недосаженных помидоров.
Роскошный закат алеет за светлыми домиками Жанневиля, которые виднеются из сада. Эрнест Лапи, брат покойного, сообщил, что будет ночевать в Пуасси, а семью отправил в Фекан. Остальные, соседи и несколько крестьян из Оржеваля, провожавшие гроб Лапи на кладбище, должно быть, уже возвратились домой или зашли пропустить стаканчик в харчевню «Золотой перстень».
Там же находится и бригадир Люка, ему Мегрэ поручил снести туда свой чемодан и держать телефонную связь с Парижем.
У Деревянной Ноги была крупная голова, квадратное лицо, густые седые брови, седая щетина на лице, которую он брил лишь раз в неделю… Он был скуп… Достаточно бросить взгляд на его счета… Сразу становится понятно, он считал каждое су… Разве его брат не признался: «Разумеется, он был очень расчетливый…»
А когда один нормандец говорит о другом, что тот «расчетливый»…
На улице тепло. Небо становится почти фиолетовым. Из деревни порывами веет свежий ветерок, и Мегрэ, покуривая, замечает: он сам теперь ходит немного согнувшись, подражая походке Жюля Лапи. Направляясь к погребу, он даже начал тащить левую ногу. Он отворачивает кран бочки с розовым вином, полощет стакан и наливает… В такой час Фелиси, должно быть, стряпала в кухне, и в сад доносился вкусный запах рагу… Не пора ли поливать грядки? Вон соседи уже поливают в своих садах… Понемногу сумерки обволакивают «Мыс Горн», где при жизни старика лампы разрешалось зажигать только, когда совсем стемнеет.