— Здравствуйте, Владимир Сергеевич. Что-то вы легко оделись. Садитесь. Кофе?
— Что у вас тут делается? — осведомился Юрковский.
— Мы регулируем, — сказал кто-то.
— А где Маркушин?
— Маркушин ждет вас в космоскафе. Там тепло.
— Проводите меня, — сказал Юрковский.
Один из планетологов поднялся и выплыл с Юрковским в коридор. Другой планетолог, худой, в больших роговых очках, спросил:
— Скажите, среди вас больше нет генеральных инспекторов?
— Нет, — сказал Быков.
— Тогда я вам прямо скажу: собачья у нас жизнь! Вчера по всей обсерватории была температура плюс тридцать, а в кают-компании даже плюс тридцать три. Ночью температура внезапно упала. Лично я отморозил себе пятку. Работать при таких перепадах температуры никому не охота, поэтому работаем мы по очереди в космоскафах. Там автономное кондиционирование. У вас так не бывает?
— Бывает, — сказал Быков. — Во время аварий.
— И это вы так целый год живете? — с ужасом и жалостью спросил Михаил Антонович.
— Нет, что вы. Всего около месяца. Раньше перепады температур были не так значительны. Но мы организовали бригаду помощи инженерам и вот… сами видите… Страдаем…
Юра старательно сосал горячий кофе. Он чувствовал, что замерзает.
— Бр-р-р, — сказал Жилин. — Скажите, а нет ли здесь какого-нибудь оазиса?
Планетологи переглянулись.
— Разве что в кессоне, — сказал один.
— Или в душевой, — сказал другой. — Но там сыро.
— Неуютно очень, — пожаловался Михаил Антонович.
— Ну вот что, — сказал Быков, — пойдемте все к нам.
— И-эх, — сказал планетолог в очках. — А потом опять сюда возвращаться.
— Пойдемте, пойдемте, — сказал Михаил Антонович. — Там и побеседуем.
— Как-то это не по правилам гостеприимства, — нерешительно сказал планетолог в очках.
Наступило молчание. Юра сказал:
— Как мы забавно сидим — четыре на четыре. Прямо как шахматный матч.
Все посмотрели на него.
— Пошли, пошли к нам! — Быков решительно поднялся.
— Как-то это неловко, — сказал один из планетологов. — Давайте посидим у нас. Может, еще разговоримся.
Жилин сказал:
— У нас тепло. Маленький поворот регулятора — и станет жарко. Мы будем сидеть в легких красивых одеждах. Не будем шмыгать носами.
В кают-компанию просунулся угрюмый человек в меховом комбинезоне. Глядя в потолок, он неприветливо произнес:
— Прошу прощения, конечно, но разошлись бы вы в самом деле по каютам. Через пять минут мы перекроем здесь воздух.
Человек скрылся. Быков, не говоря ни слова, двинулся к выходу.
— Пойдемте, что ли, — сказал планетолог в очках. — Посмотрим хоть, как люди живут.
Планетологи поднялись и потянулись за Быковым. Юра слышал, как Михаил Антонович отчетливо стучит зубами.
В торжественном молчании они прошли коридор, захлебнулись горячим воздухом в пустом кессоне и вступили на борт «Тахмасиба».
— Эхма! — сказал, планетолог в очках. — Вот люди живут!
Он проворно стащил с себя шубу и принялся сматывать с шеи шарф. Теплую амуницию запихали в стенной шкаф. Потом состоялись представления и взаимные пожимания ледяных рук. Планетолога в очках звали Рафаил Горчаков. Остальные трое, как оказалось, были Иозеф Влчек, Евгений Садовский и Павел Шемякин. Оттаяв, они оказались веселыми, разговорчивыми ребятами. Очень скоро выяснилось, что Горчаков и Садовский исследуют турбулентные движения в Кольце, не женаты, любят Олдингтона и Строгова, предпочитают кино театру, в настоящий момент читают в подлиннике «Опыты» Монтеня, абстрактную живопись не понимают, но не исключают возможности, что в ней что-то есть; что Иозеф Влчек ищет в Кольце железную руду методом нейтронных отражений и при помощи бомб-вспышек, что по профессии он скрипач, был чемпионом Европы по бегу на четыреста метров с барьерами, а в систему Сатурна попал, мстя своей девушке за холодность и нечуткое к нему отношение; что Павел Шемякин, напротив, женат, имеет детей, работает ассистентом в Институте планетологии, яро выступает за гипотезу об искусственном происхождении Кольца и намерен «голову сложить, но превратить гипотезу в теорию».
— Вся беда в том, — горячо говорил он, — что наши космоскафы как исследовательские снаряды не выдерживают никакой критики. Они очень тихоходны и очень непрочны. Когда я сижу в космоскафе над Кольцом, мне просто плакать хочется от обиды. Ведь рукой подать… А спускаться в Кольцо нам решительно запрещают. А я совершенно уверен, что первый же поиск в Кольце дал бы что-нибудь интересное. По крайней мере, какую-нибудь зацепку…
— Какую, например? — спросил Быков.
— Н-ну, я не знаю!..
— Я знаю, — сказал Горчаков. — Он надеется найти на каком-нибудь булыжнике след босой ноги. Знаете, как он работает? Опускается как можно ближе к Кольцу и рассматривает обломки в сорокакратный биноктар. А в это время сзади подбирается здоровенный астероид и бьет его под корму. Паша надевается глазами на окуляры, а в это время другой астероид…
— Ну и глупо, — сердито заметил Шемякин. — Если бы удалось показать, что Кольцо — результат распада какого-то тела, это уже означало бы многое, а между тем ловлей обломков нам заниматься запрещено.
— Легко сказать — поймать обломок, — сказал Быков. — Я знаю эту работу. Весь в поту и так до конца и не знаешь, кто кого поймал, а потом выясняется, что ты свернул аварийную ракету и горючего у тебя не хватит до базы. Не-ет, правильно делают, что запрещают эту ерунду.
Михаил Антонович вдруг произнес, мечтательно закатив глаза:
— Но зато, мальчики, как это увлекательно! Какая это живая, тонкая работа!
Планетологи посмотрели на него с почтительным удивлением. Юра тоже. Ему никогда не приходило в голову, что толстый, добрый Михаил Антонович занимался когда-то охотой на астероиды. Быков холодно посмотрел на Михаила Антоновича и звучно откашлялся.
Михаил Антонович испуганно оглянулся на него и торопливо заявил:
— Но это, конечно, очень опасно. Неоправданный риск… И вообще не надо…
— Кстати, о следах, — задумчиво сказал Жилин. — Вы тут далеки от источников информации, — он оглядел планетологов, — и, наверное, не знаете…
— А о чем речь? — спросил Садовский. По его лицу было видно, что он основательно изголодался по информации.
— На острове Хонсю, — сказал Жилин, — недалеко от бухты Данно-ура, в ущелье между горами Сираминэ и Титигатакэ, в непроходимом лесу, археологи обнаружили систему пещер. В этих пещерах нашли множество первобытной утвари и, что самое интересное, много окаменевших следов первобытных людей. Археологи считают, что в пещерах двести веков назад обитали перво-японцы, потомки коих были впоследствии вырезаны племенами Ямато, ведомыми императором Дзимму-тэнно, божественным внуком небоблистающей Аматерасу.
Быков крякнул и взялся за подбородок.
— Эта находка всполошила весь мир, — продолжал Жилин. — Вероятно, вы слыхали об этом.
— Где уж нам! — грустно сказал Садовский. — Живем как в лесу…
— А между тем об этом много писали и говорили, но не в этом дело. Самая любопытная находка была сделана сравнительно недавно, когда основательно расчистили центральную пещеру. Представьте себе: в окаменевшей глине оказалось свыше двадцати пар следов босых ног с далеко отставленными большими пальцами и среди них… — Жилин обвел круглыми глазами лица слушателей. (Юре было все ясно, но тем не менее эффектная пауза произвела на него большое впечатление). — …след ботинка…
Быков поднялся и пошел из кают-компании.
— Алешенька, — позвал Михаил Антонович, — куда же ты?
— Я уже знаю эту историю, — сказал Быков, не оборачиваясь. — Я читал. Скоро приду.
— Ботинка? — переспросил Садовский. — Какого ботинка?
— Примерно сорок пятого размера, — ответил Жилин. — Рубчатая подошва, низкий каблук, тупой квадратный носок.