И все же двадцать-тридцать метров было слишком близко для него, потому что на берегу находился он, Усов.
Что стоило ему вызвать сюда свою команду и забросать вражескую подлодку гранатами, обстрелять из автоматов, наконец ринуться на абордаж, — полузабытая форма морского боя?
Но тогда уж не уйти из шхер. Атаковать подлодку означало погибнуть вместе с ней, пожертвовать собой и своими людьми.
Если бы Усов знал об этой подлодке все, что впоследствии удалось узнать о ней, возможно, он так и сделал бы.
Сейчас взял верх здоровый инстинкт самосохранения.
Это потом будет Усов клясть себя, горько жалеть, что не пожертвовал собой, не обрушил ливень гранат на проклятую подлодку. В настоящее время Усов целиком поглощен разведкой, даже не очень анализирует услышанное, весь как бы превратился в одно большое, чутко настороженное ухо.
Ему почудилось слово: «голод».
Один из собеседников сказал, подавляя зевок.
— Он тоже служит по департаменту голода?
— Есть разве такой департамент?
— О, это шутливое название. Господин обергруппенфюрер любит пошутить.
— Со мной он шутит плохие шутки, — с неожиданно прорвавшимся раздражением лязгнул голос. — Сейчас пять двадцать две. Я жду уже двадцать две минуты!
Опять молчание.
Из слоев тумана, булькающего, струящегося, невнятно бормочущего, выскочили. как пузырьки, два слова: «Заинтересован… Дюпон»… Но Усов не мог бы поручиться за то, что это действительно «заинтересован» и «Дюпон». Возможно, он ослышался.
Он напряг слух, подполз к самому краю обрывистого берега, но ему помешали.
Сзади кто-то осторожно тронул его за плечо.
— Это я, Дронин, — услышал он шепот над ухом. — Боцман прислал. Не будет ли приказаний? Светает.
И впрямь — уже светало.
— Светает! — лязгнуло из тумана. — Пять тридцать! Этот обергруппенфюрер не хочет считаться с инструкцией.
— Да, он запаздывает.
— Безбожно запаздывает. О чем он думает? Я всплываю только ночью — даже здесь, в шхерах. Он должен был бы знать это.
Второй голос сказал что-то насчет глубин.
— Конечно, — раздраженно подтвердил первый. — В четырех местах нам придется всплывать и идти на виду у всех шхерных ротозеев. Кроме того, есть русская авиация.
Один из собеседников, вероятно, польстил другому, потому что там, в тумане, раздался самодовольный смешок.
Потом Усову почудились слова: «Летучий голландец» и «река крови».
— Река крови, — сказали из тумана, — за ним, за его винтами… «Летучий голландец»… стоит трех танковых армий.
Несколько неразборчивых слов и ответ:
— Так сказал фюрер… Подлодка для особых поручений… Где «Летучий голландец», там война получает новый толчок…
Усов и Дронин обменялись быстрыми репликами:
— Моторы?
— В порядке.
— Подлодка мешает, понял? Боцману передай: она уйдет, мы за ней.
В шхерах было уже совсем светло. Усов внимательно рассматривал покачивающуюся посреди протоки большую подлодку типа рейдер, но с некоторыми особенностями силуэта. Так, козырек ее боевой рубки резко выдавался вперед, а на носовом барбете не было орудия.
— Вот он! — сказал один из людей, стоявших на палубе. — Наконец-то!
Стуча движком, между берегом и подлодкой прошла моторка. Из нее, вероятно, прыгнул на подлодку человек, потому что в тумане сказали:
— Осторожнее! Здесь трап.
Потом ворчливый голос произнес:
— Я ждал тридцать минут! Это непозволительный риск. Вас предупреждали об особой секретности моей подлодки?
Неразборчивые оправдания.
До Усова донеслись обрывки фраз:
— Очень сожалею… Русские бомбили Хамину…
— Я тоже сожалею… Впервые «Летучий голландец» уходит не ночью, а на рассвете… Может грозить серьезными неприятностями…
Осторожно раздвигая воду форштевнем, подлодка стала отходить от берега. Она огибала остров.
Усов сломя голову кинулся к своему катеру. Нельзя терять ни минуты!..
Только сейчас он вспомнил, что створные знаки на противоположном берегу раздвинуты.
Устроенная им ловушка поджидает добычу.
Все понеслось в головокружительном пенном вихре. События сменялись с такой быстротой, что лишь потом с трудом удалось восстановить их последовательность.
Кто-то из матросов, кажется, Чачко, объявил, что слышал оглушительный скрежет металла, трущегося о камни. Это сомнительно, хотя Чачко и ссылался на свой профессионально изощренный слух радиста.
Когда подлодка с разгона выскочила на камни, команда катера заводила моторы и ничего другого слышать, конечно, не могла.
Невероятно и то, что юнга Ластиков видел, как подлодка ложится на гибельный курс.
Усов начал разворачиваться на плесе уже тогда, когда «Летучий голландец» бился в каменной ловушке.
На это страшно было смотреть. Было в подлодке что-то змеиное. Казалось, вот-вот начнет она извиваться в судорогах. Темно-серая и узкая-узкая, она дергалась на подводной гряде, пытаясь сорвать киль. Яростно вертелись ее гребные винты, клубя и пеня воду.
Да, человек с лязгающим голосом будто напророчил себе. Все шхерные ротозеи сбежались смотреть на это удивительное зрелище. Сколько же людей укрывалось здесь, оберегая тайну, даже не зная, что это за тайна!
И вот она, тайна, перед ними!
Эх, налетели бы сейчас наши самолеты! Доконали бы подводную лодку, а заодно выжгли бы и все это змеиное гнездо!
Но Усов не мог вызвать самолеты — рация не работала. И надо было спешить, спешить! Пяткам было уже горячо в шхерах.
Он правильно рассчитал — под шумок легче уйти. В смятении и неразберихе береговые артиллеристы не поняли, кто пронесся мимо них. Трудно было вообще понять, что это такое: с развевающимися по ветру длинными полосами брезента и с Охапкой валежника, прикрывавшей турель пулемета!
Да и все внимание привлечено было сейчас к тому, что творится на середине протоки — у подводной каменной гряды. На помощь к подлодке со всех сторон мчались катера, буксиры, моторки. Надрывно выли сирены.
Усов вильнул в сторону, промчался по лесистому коридору, еще раз повернул — уже на выход из шхер.
С берега дали по нему неуверенную пулеметную очередь. Усов не ответил. Строго-настрого приказал на выстрелы не отвечать.
Молчаливой серой тенью неслось непонятное суденышко, не отстреливаясь и как будто даже не пытаясь укрыться за гранитными скалами.
И это тоже было умно. Это тоже сбивало с толку.
Странный катер, чуть не до киля закутанный в брезент, стремглав выскочил из шхер.
Матросы шумно переводили дыхание, удивленно Переглядывались: неужто же целы? Неужели и на этот раз гвардии лейтенант увел их от почти неминуемой гибели?
Даже сам Усов при всей его великолепной самоуверенности впоследствии признавался Селиванову и Гущину, что и не чаял ног унести:
— Ну, думаю, все! Клюнет сейчас жареный петух в темечко. Хоть то хорошо, Что не в тупичке этом, а на полной скорости помирать, как положено моряку!..
Наши самолеты без промедления поднялись в воздух и полетели в шхеры — добивать подлодку. Но, видимо, ее уже успели снять с камней.
— Было бы нам еще на полметра отодвинуть створный знак, — горевал Степаков. — Раствор угла увеличился бы, аккурат и врезался бы тогда «голландец» этот в самый центр банки. Не доглядели мы, эх!..
Во всяком случае подлодка не могла не получить серьезных повреждений и, конечно, была надолго выведена из строя.
…Усова хвалили, пожимали ему руки, даже сфотографировали его для Дома флота в Кронштадте.
Никто не знал и не мог знать, что это лишь первое звено в длинной цепи событий — только начало знакомства Бориса Усова и Курта фон Цвишен, командира «Летучего голландца», лейб-субмарины Гитлера, подводной лодки для особых поручений…
Александр Ломм
«ПРЕСТУПЛЕНИЕ» ДОКТОРА ЭЛЛИОТТА