Выбрать главу

— Неразрешимая загадка. Решить ее я не могу.

Пластов откланялся, уже от дверей квартиры спросил:

— Кстати, Василий Васильевич, какой фирме может принадлежать эмблема — трезубец на фоне шестерни?

— Понятия не имею… Но можно посмотреть в конторе — там есть все каталоги. Или спросить Гервера, он наизусть знает все эмблемы.

— Похоже, фирма с этой эмблемой недавно приобрела пустырь рядом с вашим заводом.

— Вряд ли такое возможно. Мы пытались как-то оформить купчую, нам было отказано.

— И тем не менее какая-то фирма этот участок земли приобрела. Перед самым пожаром, причем сделка была оформлена скрытно.

— Действительно, непонятно. Впрочем, наверное, вы в этом разбираетесь лучше…

— Василий Васильевич, кроме нас, никто не должен об этом знать. Это очень важно для меня как для адвоката. Условились?

— Хорошо, раз никто не узнал, никто и не узнает. Насчет же эмблемы — сегодня постараюсь выяснить, что это, и сообщу вам.

Простившись с Субботиным, Пластов поехал домой. Хржанович, пришедший точно к обеду, принес новость: денежный перевод на имя Ермиловой был отправлен шестого июля с Василеостровского почтового отделения. Таким образом, история с исчезновением Ермилова становилась еще запутанней.

К вечеру позвонил Субботин: эмблема принадлежит немецкой промышленной фирме «Шуккерт и K°» с отделениями в Берлине и Данциге. Об этом ему сообщил Гервер; Гервер же сказал, что месяц назад эта фирма открыла в Петербурге, на Невском, 42, свое представительство.

15

Сойдя на Моховой и отпустив извозчика, Пластов пошел к подъезду, вдруг услышал шепот:

— Арсений Дмитриевич… Арсений Дмитриевич, осторожней… Тсс… Тише!

Повернулся — Хржанович; смотрит, высунувшись из арки. Вот махнул рукой: сюда!

— Что случилось? Вадим?

Хржанович втащил его в подворотню, зашептал:

— Не входите в подъезд, они могут быть там…

— Кто — они?

— Не знаю… Их двое, они уехали… Но вдруг у них сообщник?

— Какой сообщник?

— Они подъехали на автомобиле. Черный «фордзон».

— Ну и что? Спрашивали меня?

— Нет, но я вошел в подъезд, услышал, как один сказал: «Может, подождем?», второй ответил: «Ничего, от нас все равно не уйдет». Я подумал, что это о вас.

— Что дальше?

— Я сделал вид, что поднимаюсь. Они прошли вниз. Одни из простых, коренастый, второй похож на такого петербургского гуляку.

— Гуляку?

— Да, в спортивном пиджаке и котелке. Высокий, лет тридцати. Вышли, я остановился и услышал, как отъехал автомобиль.

— Почему ты решил, что кто-то остался наверху? Они говорили об этом?

— Давайте на всякий случай походим? Рядом, по Моховой?

— Зачем?

— Пожалуйста. На всякий случай.

— Глупо. Впрочем, если хочешь — изволь.

Они двинулись по Моховой. Пластов подумал: кажется, «гуляка» похож на того, кто следил за ним на Съезженской. Поймал себя на мысли: сейчас его больше волнуют не эти двое, а то, с какой редакцией связан Коршакеев. Шел одиннадцатый час, прохожих было довольно много, идущий рядом Хржанович хмыкнул:

— У вас нет пистолета?

— Нет, он мне и не нужен.

— Но разрешение, как у адвоката? Слушайте — купите пистолет. Рано или поздно эти двое до вас доберутся… Это были явные бандиты.

— Во-первых, у меня нет разрешения, оно кончилось четыре года назад. Во-вторых, зачем мне пистолет?

— Как зачем? — Хржанович хлопнул себя по коленям. — Купите без разрешения! Обязательно, Арсений Дмитриевич! Это бандиты!

— Чтобы испортить все дело? Меня отдадут под суд, только и всего.

— Но они же вас прикончат! Разве вы не видите? — Хржанович остановился. Пластов мягко взял его под руку:

— Вадим, ты же сам предложил пройтись. Так пойдем. — Двинулись дальше. — Тебе не кажется, если они хотели бы меня убить, они давно бы уже это сделали? Причем не помог бы никакой пистолет.

— Но ведь вы сами рассказывали — на пустыре? Ведь то, что было, явное покушение на убийство?

— Там было совсем другое. Уверен, те двое меня не ждали, здесь же… Согласись, вряд ли убийцы будут приезжать на черном «фордзоне» у всех на виду?

— Почему бы и нет?

— Потому что лучше сделать это втихую. Скорее кто-то просто хочет меня запугать.

— Возможно… Арсений Дмитриевич, не ругайте меня, а? Я хотел как лучше.

— Ты о чем?

— Представляете, от нечего делать зашел сегодня в торговое представительство фирмы «Шуккерт». На Невском, сорок два.

— Зачем?

— Не удержался, хотел посмотреть, что это такое. Сказал, ищу работу, предложил услуги. Секретарша явно из Петербурга, торговый агент скорее немец, хотя по-русски говорит чисто. Они меня довольно быстро выпроводили. Мест нет и не предвидится даже в отдаленном будущем.

— Естественно, ты там был совершенно лишним. Ч-черт…

— Вы о чем?

— Проверить бы их банковские счета. Все бы отдал за это.

— Я бы рад — меня просто не пустят в банк.

— К сожалению. Впрочем, попади ты туда, толку все равно будет мало. Не хочешь проделать один эксперимент? Зайди завтра в три редакции, «Петербургский вестник», «Биржевые новости» и «Новое время».

— Что, просто зайти?

— Загляни в отдел фельетонов… Нет, лучше в секретариат, и скажи фразу: «Я от Коршакеева, он просил передать, что материал о Глебове задерживается».

— И все? Одну фразу?

— Все, если не считать, что после этого ты должен сделать главное — запомнить, что тебе скажут в каждой редакции. Все до последнего слова. Не надеешься на память, запиши. И идем домой, уверен, если кто-то и стоял наверху, он давно ушел.

16

В Василеостровском почтовом отделении царило обычное утреннее затишье. За столом в зале не спеша перелистывал подшивку газет старичок в пенсне, юноша в форменном сюртуке, сидящий за конторкой, что-то писал. Войдя в зал, Пластов направился к нему, юноша отложил перо. Адвокат благодушно улыбнулся, протянул листок:

— Милостивый государь, у меня к вам величайшая просьба. Здесь номер и число денежного перевода, вы не могли бы проверить, действительно ли этот перевод был отправлен? Именно этого числа и именно этим номером?

Юноша взял листок, двинулся к конторке, Пластов добавил вслед:

— Фамилия переводящего — Ермилов. — Подойдя к Пластову, юноша показал запись. — Вот. Номер и число те, что указаны в вашей записке. Ермилов. Отправлен денежный перевод на имя Ермиловой. Двадцать рублей. Пятого числа-с.

На улице Пластов еще раз проверил адрес — почтовое отделение располагалось на Шестнадцатой линии. Пройдя немного, перешел мостовую, сел на скамейку и развернул на коленях карту Петербурга. Долго изучал левый верхний угол карты, ту часть, где были подробно обозначены как геометрически выстроенные линии, так и незастроенные места Васильевского острова. Сейчас Пластова не интересовала геометрия, густо заселенная горожанами; он внимательно просматривал вольные линии пустырей, берега и особенно — верхнюю часть, называемую Голодаем. Пустошь, на которой были обозначены два квадратика, адвокат тронул указательным пальцем; помедлив, твердо подчеркнул ногтем название: «Натальинская ферма». Принялся изучать теперь уже всю карту. Изучение это было дотошным, но, сколько Пластов ни всматривался, найти в городской черте еще одно место, которое называлось бы так — «ферма», — ему не удалось. Вздохнув, сложил карту, спрятал в карман. Оглянулся — Шестнадцатая линия, на которой находилось только что проверенное им почтовое отделение, вела прямо к Голодаю, Ферма… Конечно, Он должен был понять это раньше. «Ферма», которую, по всей видимости, наняли охранять Ермилова, не имела никакого отношения к сельскому хозяйству.

17

Днем по пустынной части Голодая, носившей название Кашеварки, шел человек. Передвигался он не торопясь, незаметно оглядывая прохожих и изредка останавливаясь. По виду человек был похож на чудака — гуляющего, оказавшегося здесь случайно; зайдя в самый центр пустыря, называющегося почему-то Новым Петербургом, присел у края разлившегося болота, долго рассматривал кувшинки и лилии. Потрогал рукой ряску, взболтал мутную жижу, поднес ладонь к глазам, изучая осевшие на ней зеленые крапинки. Поморщился, достал платок, щурясь на солнце, неторопливо вытер ладонь — и двинулся дальше, к Голодаевскому переулку. Увидев местного жителя с тележкой сена, остановился. Подождал, пока мужичок минует обнесенное забором двухэтажное здание, кивнул: