Кан задумался. Разведчик с многообещающим будущим, медик, уже зарекомендовавший себя смелыми экспериментами над заключенными в лагерях людьми, — все это странно синтезировалось в Абсте. Его жизнь проходила на глазах Кана, и тем не менее Кан не раз ловил себя на мысли, что по-настоящему Абста не знает.
— Это связано с Бретмюллером? — спросил Кан.
— Да.
— Хорошо, я останусь. Но ты утверждал: он безнадежен?
— Увы, Бретмюллера уже ничем не вернуть к нормальной жизни. Однако мне удалось… Впрочем, будет лучше, если мы пройдем к нему. Вы все увидите сами.
Фридрих Кан пожал плечами. Он решительно не понимал, зачем все это, но, хорошо зная Абста, не сомневался, что тот не стал бы зря беспокоить его.
Кан тяжело поднялся с кресла.
— О, не так скоро. — Абст вновь отпер сейф, достал желтую папку. — Прежде чем посетить Бретмюллера, вам следует ознакомиться с ее содержимым.
И он положил папку на стол.
Кан раскрыл ее и увидел аккуратно подшитые листы с отпечатанным на машинке текстом. В карманчике на внутренней стороне обложки была вложена фотография Бретмюллера: красивый, элегантный моряк стоит перед камерой, заложив руки за спину.
— Это тайна гибели “Виперы”, — пояснил Абст.
— Лодки Бретмюллера?
— Да. В папке показания человека, который был свидетелем катастрофы.
— Ты нашел человека, спасшегося с “Виперы”?
— Спасся только Бретмюллер.
— Чьи же это показания?
— Бретмюллера.
— Кажется, умалишенный есть и в этой комнате. — Кан с досадой отшвырнул ногой каминные щипцы. — Пора наконец перейти к делу. Говори же, я слушаю!
— Все очень серьезно, — спокойно сказал Абст. — Вылечить Бретмюллера невозможно, это так. Однако мне удается возвращать ему разум. Он приходит в себя на очень короткое время. Затем срок истекает, он впадает в буйство, подобное тому, которое вы наблюдали недавно. Еще через час больной превращается в безгласное и бесчувственное существо — он лежит пластом, не в силах шевельнуть мизинцем.
— И в этой папке беседа с ним?
— Беседы, — поправил Абст.
— Но как ты добился такого результата?
— Лавры принадлежат не мне. — Абст повел плечом. — Вы слышали о Вильгельме Лоренце?
— Он военный?
— Врач-психиатр.
— Нет, не припомню.
— Быть может, вам что-нибудь скажет такое имя: Манфред Закель? Напрягите свою память, шеф.
— Тоже врач?
— Да, врач. И тот и другой — немцы. Первый живет в Америке, второй имеет собственную клинику в Берлине. Начинали они. Я же только развил их идеи и кое-что додумал… Простите, шеф, быть может, вы отдохнете и мы позже продолжим наш разговор?
— Нет, нет, говори сейчас.
— Хорошо. Так вот, Лоренц и Закель применяли цианистый натрий, инсулин и некоторые другие препараты. Воздействуя ими на пораженные недугом клетки головного мозга пациентов, оба врача добивались успеха даже в весьма тяжелых случаях. Но и они были бессильны против определенных форм безумия. Особенно если пораженными оказывались участки мозга в районе таламуса.
— Таламус?
— Загадочный бугорок в центральной части мозга человека. О нем известно далеко не все. Во всяком случае, мне. Один из многочисленных секретов мозга, не раскрытых и по сию пору.
— Продолжай, Артур, я внимательно слушаю.
— Так вот, в этих случаях обычные препараты не давали эффекта. Более того, применение их приводило к тому, что в клетках мозга начинался процесс разрушения. В большинстве необратимый. Именно такой болезнью, точнее, формой болезни и страдает Ханно Бретмюллер. К сожалению, он слишком поздно поступил ко мне в лабораторию. Верьте, я сделал все, что в человеческих силах, чтобы хоть сколько-нибудь…
Кан нетерпеливо шевельнул плечом.
— Он погибнет?
— Да.
— А как же это? — Кан показал на желтую папку. — Ведь тебе кое-что удалось!
— К Бретмюллеру несколько раз, и притом ненадолго, возвращалось сознание — единственное, чего я добился. Сперва он приходил в себя на пятьдесят минут, затем минут на сорок, на полчаса: при повторных инъекциях препарат действует все слабее. Приходится увеличивать дозу. А это нельзя делать бесконечно — в составе препарата сильный яд.
— Короче говоря?..
— Короче, теперь я могу ввести его больному последний раз.
— В моем присутствии?
— Да.
— Сегодня?
Абст кивнул.
— А потом? — спросил Кан.
— Он, вероятно, погибнет.
— И тоже сегодня?
— Видимо.
— Зачем же его тревожить? Не лучше ли, чтобы все произошло само собой? Черт возьми, Артур, он заслужил право умереть своей смертью!
— Сперва прочитайте это. — Абст указал глазами на желтую папку. — Прочитайте и будете решать.
4
8 февраля 1939 года.
Первая группа инъекций.
Время — 14 часов 07 минут. Больной лежит в неподвижности, лицом вниз.
14 часов 14 минут. Дыхание стало глубже, темп замедлился. Лицо больного порозовело.
14 часов 21 минута. Периодичность дыхания приближается к нормальной. Наблюдаются конвульсивные подергивания конечностей.
14 часов 23 минуты. Больной, лежавший скрюченным, вытянулся, перевернулся на спину. Он ровно и глубоко дышит.
14 часов 25 минут. Плотно сжатые веки больного дрогнули. Он приоткрыл глаза, провел языком по губам.
14 часов 26 минут. Глаза полностью открыты. Больной пытается сесть.
14 часов 28 минут. Полное восстановление сознания.
Бретмюллер. Где я нахожусь?
Абст. В госпитале.
Бретмюллер. Вы врач?
Абст. Да, я врач и офицер военно-морского флота Германии. Но разговоры потом. Вы должны хорошенько поесть. Сейчас для вас это самое важное. Перед вами обед — пожалуйста, ешьте. Начните с бульона; смею уверить, он очень хорош.
Бретмюллер. Немедленно свяжите меня с начальником военно-морской разведки!
Абст. Садитесь к столу. Обедая, вы сможете разговаривать. Я охотно исполню все ваши…
Бретмюллер. Нет! Я буду говорить только с офицером разведки.
Абст. Вот мое удостоверение. Я офицер разведки. Мне известно все о вашем задании. Называю пароль: “операция Бибер”. Садитесь, ешьте и рассказывайте все самое важное. Садитесь же и начинайте — я внимательно слушаю.
Бретмюллер. Они погибли — лодка и люди!.. Это трагедия, которую не перескажешь словами!
Абст. Сидите спокойно. И ешьте. Приказываю есть! Вот так. Не спешите — пища лучше усваивается, когда ее хорошенько прожевываешь. Вы пообедаете, и мы возобновим беседу. Я оставляю вас. Вернусь через четверть часа.
Абст. Есть ли у вас какие-нибудь желания?
Бретмюллер. Я хотел бы отправить письмо.
Абст. К сожалению, нельзя. Но я обещаю: каждое ваше слово будет передано по назначению.
Бретмюллер. Как вы докажете это?
Абст. Вы видели мое удостоверение.
Бретмюллер. Я командир подводной лодки “Випера”. Она погибла. Не приведи бог, если туда пошлют другую!
Абст. Ее потопили? Как это произошло? Когда, где? Что стало с командой?
Бретмюллер. Погибла лодка, погибли люди!..
Абст. Когда?
Бретмюллер. В ночь на двадцать третье октября 1938 года.
Абст. Вам известно, что сегодня восьмое февраля 1939 года? Отвечайте. Почему вы молчите?
Бретмюллер. Это ложь.
Абст. Это правда. Вас выловили из океана близ той самой базы девяносто семь дней назад… Сидите, вам нельзя волноваться, расходовать силы!
Бретмюллер. Вы лжете, лжете! Этого не может быть. По-вашему выходит, что я…
Абст. Да, все эти девяносто семь дней вы были без сознания. Длительное пребывание в воде не могло пройти бесследно. Вы очень серьезно заболели, Бретмюллер. Но я заверяю: будет сделано все, чтобы поставить вас на ноги.
Бретмюллер. Я не верю ни единому вашему слову!
Абст. Хорошо. Сейчас четырнадцать часов пятьдесят семь минут. Через три минуты Берлин будет передавать сигналы точного времени и вслед за тем календарь событий за неделю. Справа от вас радиоприемник. Включите его, Бретмюллер, настройтесь на Берлин, и тогда вы ни в чем не станете сомневаться.