Анастасия Григорьевна подбежала к нему, обняла его вместе с рогожей:
— Сыночек ты мой! Цел!.. Живехонек!
Еще раз выручил старый семейный сундук. Нашлись в нем и брюки, и рубашка, и даже теплый пиджак — в дорогу. Пахнущую соленой рыбой рогожу сунули в печку.
— Ишь ты! — удивленно присматривался Христя к Гриньке. — Грозен! Красный мститель!
Гринька его не слышал. Он переоделся и, сидя за столом, уплетал остатки пирога с тыквой, запивая его желтым топленым молоком.
Анастасия Григорьевна стояла возле него с крынкой в руке.
Гринька откинулся на спинку стула и, улыбаясь, похлопал себя кулаком по животу:
— Ого-го! Набарабанился!
Христя поднялся первым.
— Пора! — сказал он и кивнул на будильник.
За ним заторопились и остальные. В последний раз осмотрели они комнату. И странно — почему-то теперь, после появления Гриньки, исчезло тягостное настроение. Как будто все тут только и ждали этого мальчонку в рогоже, свернутой фунтиком. Роману Петровичу и Христе передалось оживление “мамаши”.
С появлением Гриньки поездка в Ростов обрела для нее еще и второе серьезное значение. Анастасия Григорьевна решила: нужно сохранить мальчонку, пока она не сможет передать его с рук на руки отцу. А кто сможет лучше нее позаботиться о мальчике? Не раз она говорила Роману Петровичу о Гриньке: “Это не такой паренек, чтобы по базарам бегать. Ему семья нужна!” Слушая ее, Роман Петрович прекрасно понимал, что дело тут не только в Гриньке, но и в материнском сердце “мамаши”.
…Они вышли со двора попарно. Впереди — Роман Петрович и Христя, за ними — “мамаша” с Гринькой. Лампу в доме оставили непогашенной, только прикрутили фитиль. Придет время, выгорит керосин — сама погаснет.
Посмотрели в последний раз на тускло святящиеся окна. Прислушались к шуму ветерка в саду.
— Пошли! — сказал Роман Петрович. Шли они темной, окраинной улочкой. Изредка освещенное окно вырывало из тьмы клочок мощенного кирпичом тротуара. А дальше становилось еще темнее, непрогляднее. Опасливо обходили беглецов редкие прохожие. За последнее время в городе участились грабежи. Люди боялись нарваться на бандитов.
За городом белели в темноте зыбкие полосы тумана. Но Христя вел маленькую группу уверенно. Ровно к условленному времени они вышли к Черным Сваям. В темноте они скорее угадали, чем увидели, торчащие из воды обугленные столбы. Спокойная вода лоснилась, казалась густой и маслянистой, как нефть. Вдалеке, где кончалась бесконечно длинная отмель, мигал одинокий маяк. Вспыхнет яркий белый глазок, бросит на воду искрящуюся дорожку и закроется…
Скоро на море появился тусклый огонек. За ним проступили еле приметные в темноте очертания косого паруса.
— “Чайка”! — сказал Христя. — Прогулочная шлюпка. С парусом.
Он знал все городские лодки. Первым забрался в “Чайку” Гринька.
— А-а! — встретил его знакомый голос. — Старый приятель!
Гринька еле разглядел в темени долговязого тюремного старосту. Рядом со старостой громадной темной глыбой сидел матрос с подвешенной на бинте рукой. Остальных в темноте узнать не удалось.
Шлюпка была крепкая и просторная. Христя быстро проверил, хорошо ли закреплены мачта, парус. Роман Петрович сменил на руле Акима Семеновича. Анастасия Григорьевна с Гринькой устроились посередине лодки, под парусом.
Легко ступая по зыбкой шлюпке и на ходу пожимая руки товарищам, Аким Семенович выбрался на берег.
— На корме глядите в оба, — приговаривал он. — Там ящик с медикаментами. И другой — с продовольствием.
Аким Семенович помог оттолкнуть шлюпку от берега.
— Передайте хлопцам в плавнях, что мы ждем их!
Над головой Гриньки захлопал парус, важно надулся.
Шлюпка слегка накренилась и направилась в открытое море.
…Под носом лодки шипела вода. Изредка всплескивала о борт мелкая волна. Далекие городские огни появились из-за мыса и растаяли. Осталось от них еле приметное розовое зарево. Звезды нависли над морем — крупные, яркие, спелые. Казалось, дунет ветерок покрепче и отряхнет их в лениво колышущуюся воду.
Гринька пробрался на корму.
— Дядя Роман! — позвал он.
— Я здесь, Гриня.
Мальчуган подошел к нему, сел рядом.
— Мне в тюрьме тот… которого забрали со мной, говорил, что ты знаешь про мамку.
— Знаю, Гриня, — тихо ответил Роман Петрович. — Знаю.
Он достал из кармана серебряное кольцо и протянул его мальчику:
— Узнаешь?
Гринька взял кольцо и, не отвечая на вопрос, срывающимся голосом спросил:
— Что с мамкой?
— Слушай, Гриня, — Роман Петрович говорил осторожно, подбирая слова, — это кольцо мать поручила тебе передать отцу. Обязательно. Поедешь в Советскую Россию, вместе с Анастасией Григорьевной… Там помогут разыскать твоего батьку. А сперва поживете в Ростове. Кольцо не теряй, помни мамкин наказ…
— А сама она? — еле шевеля непослушными губами, спросил Гринька, уже угадывая ответ Романа Петровича. — Где она?
— Нет ее больше.
— Расстреляли?
— Умерла. От тифа.
В наступившей тишине Роман Петрович слышал лишь тяжелое, как у больного, дыхание мальчика да бульканье воды под днищем.
Гринька отошел от него и лег ничком на запасной парус. Он думал о погибшей матери. В последнюю минуту она помнила о нем, об отце. А вот сам Гринька все это время мало думал об отце. В горле у него рос какой-то ком, мешал дышать…
Осторожно ступая по непривычно шатким доскам, подошла к нему Анастасия Григорьевна. Опустилась возле него на парус и положила руку на вздрагивающее плечо мальчонки:
— Ты же большевик!
Гринька не смог ответить ей. Он и сам ещё не разобрался в охвативших его чувствах. Он лишь сейчас смутно понял, из какой беды выручили его люди, сидящие рядом в шлюпке: и дядя Роман, и Анастасия Петровна, и Христя…
Сам того не замечая, Гринька ткнулся лицом в колени “мамаши” и почувствовал, как ласковая, теплая рука легла на его голову.
…Небо на горизонте слегка окрасилось багрянцем. Из моря выглянула большая оранжевая луна, щедро рассыпала по морю золотые живые блестки. Шлюпка мягко покачивалась на растущих волнах. Христя повернул ее и поставил прямо по ветру. Захлюпала под бортом вода. Лодка пошла быстрее…
Луна поднялась и уже светила ярко, играла с волной, заливала серебристым светом упруго выгнувшийся парус, шлюпку, море. Вдалеке ровной черной полоской тянулся низменный кубанский берег.
Христя протянул к нему руку и сказал:
— Плавни начались.
Гринька всмотрелся туда, куда показала рука Христи. Неужели там, в сплошной темени, живут люди? И не только живут, но и воюют, держат в постоянном страхе тех, кого так ненавидел он, — белогвардейцев! Гриньке нестерпимо захотелось скорее попасть туда, к своим, к партизанам. С ними не страшны ни контрразведка, ни тюремные стены, ни вражеское оружие. Он, Гринька, мальчик из Советской России, будет таким же, как Роман Петрович, Сергей, Христя и черный матрос.
Я. Волчек
ПРОВОДНИК СРС
Повесть
ЗНАКОМСТВО В ГОРАХ
Летом 1953 года мне довелось принять участие в туристском походе по Армении. Мы шли через Баргушатский хребет. На подступах к вершине горы Капуджих я сильно натер себе ногу и стал тяжелой обузой для моих спутников.
Наша маленькая группа — две женщины и трое мужчин, включая и меня, — посовещавшись, решила сделать привал на склоне горы. Тут нам повезло. Ева Жамкочян, ереванская студентка, разглядела среди каменных нагромождений нечто похожее на домик. Это было грубое строение из камней, с крышей, которая вот-вот могла обвалиться, без окон, с круглой дырой вместо входа. Такие будки обычно складывают чабаны, перегоняющие летом колхозный скот на альпийские пастбища. Мы осмотрели будку. Пол в ней, по счастью, был устлан прошлогодней соломой. Мы решили тут заночевать.