— Но если у тебя отец — палач, ты не можешь этого не знать, какие бы там у него ни были ордена. А если их спросить, как это сделал немецкий журналист Сикхорский, собрав интервью у детей бывших нацистов: как вам живется?
— Нельзя требовать от детей, чтобы они назвали своего отца палачом и преступником.
— Сикхорский этого не требовал. Он вообще ничего не требовал, он только спрашивал, как вам живется. Получилась потрясающая книга. У нас не получилось бы никакой. Почему? Потому что за нацистские преступления полагалась юридическая ответственность?
— И поэтому. И еще потому, что Германия проиграла войну. Немцы считают, что в этой национальной трагедии были виноваты именно нацисты. А у нас не было национальной катастрофы, потому что мы войну выиграли. То, что было до войны, большинство наших сограждан национальной катастрофой не считали и не считают. О раскулачивании помнит гораздо меньше людей, чем тех, кто вообще не имеет об этом представления. Не было такого национального унижения, как у немцев. То, что мы не проиграли войну, гораздо важнее.
В глазах огромного большинства наших сограждан сталинский режим и сталинская система управления не потерпели поражения. При Сталине нас боялись, нас уважали, и мы выиграли войну. Значит, это символ победы. Сталин — наша слава боевая.
Недавно я видел на нашем канале дебаты вокруг имени Ивана Грозного. Это историческая предтеча Сталина, недаром Сталин его обожал даже больше, чем Петра I. Петр I был западник, и Сталин не мог ему это простить. А вот Иван Грозный был — как надо. Сажал и убивал маловато, но мыслил в правильном направлении. И в дискуссии звучала совершенно сталинистская интерпретация этого царства и самого царя. Жесткий? А какие были времена?! А Варфоломеевская ночь?! Разве меньше народа погубили? Да больше! Великий правитель, великий государь!
— Все завязано на суперценности государства?
— Конечно. Это вековая привычка ставить государство на несколько голов выше личности. Имперское сознание. Выдающаяся страна — это выдающаяся империя, а не страна, в которой хорошо живут люди. Это огромный великодержавный комплекс, который сейчас особенно опасен, потому что после обвала и ухода в небытие СССР он чрезвычайно обострился.
— А как получилось, что имперское победило коммунистическое?
— Потому что коммунизм уже давно никому не интересен. Пустословие. Также никому не интересен Ленин. А Сталин — это имперское наполнение идеологии. Никому не интересен интернационализм, зато интересен патриотизм. Сталин это вовремя понял.
— Именно эти ценности лезут изнутри?
— Тут встречное движение. Имперские ценности, конечно, лезут изнутри. Это уже генетическое, многими поколениями пронесено. А власть, с одной стороны, идет навстречу, с другой — сама так считает. Народ и партия едины.
— И отсюда учебник Филиппова с лучшим менеджером всех времен и народов?
— Министр образования Фурсенко мужественно пришел на последнюю конференцию по сталинизму, зная, что будут вопросы по поводу этого учебника. Он сказал: господа, вы не представляете себе, какое на нас оказывалось давление в пользу более определенной просталинской линии. Его спрашивают: с чьей стороны? И убийственный ответ: со стороны вузовских преподавателей.
В обществе две основные позиции по отношению ко всему, что с нами происходит и должно происходить. Одна: есть цивилизационный проект — можно назвать его христианским, можно — западным, который оправдал себя исторически, и нет никаких оснований нам от него прятаться и бегать в противоположную сторону. И другая: не тем будь помянут великий Тютчев, умом Россию не понять, и нам нужно идти своим путем. Каким, никто не знает, но обязательно своим. И соответственно, если весь мир надевает штаны так, как он их надевает, то нам надо их надевать через голову.
Опросы общественного мнения показывают, что второй точки зрения придерживаются более 60 процентов населения. И эту позицию соответственно они опрокидывают в прошлое, там ищут поддержку; поэтому — Иван Грозный, поэтому — Сталин. Мне кажется, в данном случае достаточно чистый результат.
— Но другие исследования показывают, что ностальгия связана в основном с брежневскими, а не со сталинскими временами и что, произнося все эти слова о великом Сталине, никто на самом деле вернуться к нему не хочет категорически.