А что же все-таки с гориллами? Телесная вошь имеет еще одну разновидность, даже особый вид — вошь лобковую, Тирус пубис, которая живет на человеческом лобке, одном из последних остатков нашей некогда пышной — как и ныне у обезьян — растительности. Геномом лобковой вши занялись другие исследователи. Их интерес вызвало то странное обстоятельство, что все перечисленные виды вшей имеются только у человека — у шимпанзе, например, есть только головная вошь, а у горилл — только лобковая.
Лобковая вошь
Оказалось, что лобковые вши людей и горилл находятся в близком родстве и их эволюционные линии разошлись всего 3,3 миллиона лет тому назад, когда африканские леса населяли наши дальние предки из вида Австралопитек афаренсис. Поскольку лобковая вошь горилл оказалась более древней, ученые решили, что именно она была предком человеческой лобковой вши, каким-то образом перейдя с горилл на Австралопитеков. Этот вывод побудил некоторых субъектов с нездоровым воображением заговорить об интимных контактах человеческих предков с гориллами. Дэвид Рид, один из авторов нового исследования, считает эту возможность фантастической. Куда проще, говорит он, объяснить такой переход предположением, что дальние предки человека время от времени охотились на горилл и приносили на стоянки куски их мяса вместе с шерстью, а иногда, возможно, находили убежище в местах прежнего обитания горилл.
Как говорил Оккам, не умножайте сущностей без надобности.
МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ
Олимпиец у подножия
Елена Съянова
Сброшенные с Олимпа боги нежизнеспособны у его подножия; они выживают лишь в том случае, если в своем воображении сумели воздвигнуть новый Олимп и мечтают на него вскарабкаться.
«У меня здесь нет ничего, кроме времени», — писал Наполеон на острове святой Елены.
Он лукавил. У него были желания.
Остров святой Елены — гиблое место: вечно разъяренный ветер, сплошные дожди и туманы, ненавистный губернатор Лоу, одни и те же лица вокруг… Ни капли тепла ни в переносном, ни в прямом смысле: бывшему властелину мира однажды пришлось даже сжечь кровать в своей спальне, чтобы хоть немного согреться. Император все время мерз, у него опухали ноги, началась цинга.
Часами выхаживая больными ногами взад-вперед по маленькой комнате, он изводил себя, бесконечно ковыряясь в своих и чужих ошибках:
…Нужно было уйти с Эльбы на месяц позже; Мюрат — «Цезарь на лошади», но настоящая баба, когда он спешится, не должен был ввязываться в преждевременное столкновение с австрийцами. Не нужно было ночевать во Флерюсе 15 апреля, накануне Ватерлоо: Блюхер не соединился бы с Веллингтоном… пруссаки были бы разбиты 16 апреля, англичане — 17. И треклятый Груши, опоздавший на поле боя! Будь на его месте Мюрат, пруссаки были бы разнесены в прах! А в 14 году виноваты Мармон и Ожеро: «Я бы спас Францию, если бы они не изменили». Даже после Ватерлоо не все было потеряно: нужно было передать престол сыну, сохранить руководство армией. «Я должен был повесить Фуше, Лафайета и Ланжюне». А почему не повесил? А потому что «не хотел сделаться Марием революции!».
Он постоянно возвращается мыслями и к русской компании, как бы ища утешения: и русская армия в день сражения при Бородино становится в его голове вдвое многочисленней французской, а сражение под Москвой — «самым блестящим из всех его сражений». Но и тут болезненные уколы не оставляют: чересчур долго задержался в Москве, промахнулся с командующим — нужно было назначить Богарне вместо Нея… потом отступали неправильно — переходами в 10 лье загубили армию!
Вот так он выхаживает и терзает себя. А за окном холодные туманы.
Но жалкий мирок Лонгвуда гораздо быстрее свел бы этого человека в могилу, если бы не надежда на реванш.