Получается, что специальные термины и включающие их специальные языки науки — вовсе не каприз, а насущная необходимость для научного сообщества. И это тем более верно, чем глубже проникает в тайны Природы исследователь в своей области знаний. Предположим, что объект вашего анализа — автомобиль. Тогда практически все термины, которые вам придется употреблять, будут из нашего повседневного лексикона — руль, колеса, скорость, тормоза, цена и так далее. Но если вы углубитесь в детали и станете интересоваться не автомобилем вообще, а только его двигателем, то сразу же столкнетесь с необходимостью прибегнуть к множеству специальных терминов — двигатель внутреннего сгорания, дизельный, двигатель Ванкеля, электрический двигатель. Еще дальше, если мы выберем только дизельный двигатель, то нам придется иметь дело с соплами, регуляторами низкого давления, системами впрыска топлива. Если же предмет нашего анализа — эти самые системы впрыска, то тут уже речь пойдет о специальных типах материалов, из которых они изготавливаются, об их особых свойствах и характеристиках — и все это будут специальные термины, абсолютно ничего не говорящие обычному автомобилевладельцу, не говоря уж о пешеходе.
Однако начав говорить о двух разных языках — науки и обычном, мы чуть забежали вперед. Сначала следовало обсудить проблему языка, как такового, как особой конструкции, созданной в процессе эволюционного развития человечества, — естественно, лишь с наших узких позиций, только применительно к выбранной нами теме. Логично предположить, что язык эволюционировал параллельно людям, которые им пользовались. Но не осталось никаких окаменелостей или следов в янтаре, которые засвидетельствовали бы, как шел этот процесс. Кажется, нет никаких иных путей заглянуть в прошлое и проследить становление языка. В то же время, с тех пор как учение Дарвина приобрело популярность в обществе, не было недостатка в псевдонаучных спекуляциях на тему о «борьбе» и «соревновании» между словами, о проигравших в этой борьбе словах, забытых людьми в результате «внутриязыковой эволюции», о сильных и слабых словах, о выживании грамматических правил и так далее. Поэтому в 1866 году Парижское Общество лингвистики запретило все исследования в области эволюции языка как пустое времяпровождение и пустословие. Не исключено, что в самое ближайшее время оно вынуждено будет пересмотреть свое слишком уж категорическое решение. Совсем недавно исследования эти вернули себе былую респектабельность. Раз в два года проводятся международные конференции, появляются статьи и даже книги, посвященные эволюции языка. В результате ученые стали лучше понимать этот феномен — человеческий язык.
«Ничто в мире живого не имеет смысла вне рамок эволюции». Это самый общий закон жизни, и он всегда оказывался справедливым. Ножи эволюции действуют очень эффективно, они никогда не упускают возможность отсечь то, что оказалось несущественным для выживания вида.
Поэтому мы вправе утверждать, что и наш человеческий язык, как и все другие людские изобретения, мог возникнуть и впоследствии развиться только при условии, что он служил неким жизненно важным интересам людей, а его изменения служили этим интересам еще лучше. Делом чести для эволюционных биологов — дать точное математическое описание того, как естественный отбор вызвал возникновение человеческого языка из общения животных между собой. «Выживание сильнейших» в этом случае превратилось в «Выживание яснейших», и именно так называлась статья в журнале Nature. Она служила популярным изложением напечатанного в том же номере сугубо научного материала (его авторы — американские и английские ученые Мартин Новак, Джошуа Плоткин и Винсент Янсен), названного менее афористично «Эволюция синтаксической коммуникации». Но это именно и есть тема нашего дальнейшего обсуждения.
Коммуникация в мире животных — то есть их общение между собой — основана на трех основных способах: либо это конечный репертуар сигналов (территориальные сигналы и предупреждение о приближении хищников), либо непрерывный длительный сигнал (танец пчелы), либо серия вариаций на определенную тему, организуемых случайным образом (соловьиное пение). Все эти типы коммуникации — несинтаксические, то есть каждый сигнал относится к некой одной ситуации. Для каждого понятия, которое животное хочет передать другим, существует свой сигнал. Если нужно передать какие-то новые понятия, то нужны дополнительные сигналы, а они рано или поздно неизбежно окажутся похожими на один из ранее существовавших, и различать эти два сигнала станет трудно. На каком-то этапе такой язык перестает быть удобным средством общения и становится далеко не «яснейшим».