Природа, по Вайсману, предстает пред нами больным, у которого есть надежда исцелиться, только когда его оставят в покое. Такой «мертвецкий покой» и сейчас можно застать, например, в демилитаризованной зоне, разделяющей две Кореи, или в зоне Чернобыльской. А если заглянуть в прошлое, можно вспомнить заброшенные селения, погибшие города, выжженные земли. Всякий раз руины «культурного» уступали неистовому напору «биологического». Леса и пустоши быстро завладевали тем, от чего отказался человек. Природа умеет брать у нас реванш, стоит лишь дать слабину — покинуть какую-то территорию.
Эту тенденцию Вайсман воплотил во всемирном масштабе.
Конечно, для многих людей невыносима сама мысль о том, что человечество когда-нибудь должно исчезнуть, хотя назвать несбыточным это предположение не может никто. До сих пор любой вид растений или животных — и Homo sapiens вряд ли представит собой исключение — населял нашу планету строго определенное время, в геологическом отношении не очень большое (что геологии планеты какие-то миллионы и десятки миллионов лет — даже не вершина айсберга, а крупица, отколовшаяся от него!).
Гибель того или иного биологического вида часто наступает внезапно, происходит катастрофически (см. «З-С», 7/07). В других случаях обреченный вид постепенно оттесняется более удачливыми и приспособленными к жизни конкурентами и постепенно вымирает, как происходит на наших глазах со многими видами крупных млекопитающих — от тигров и бонобо до коал и панд.
Сегодня человечество как будто переживает стремительный подъем, необычайно экстенсивный период развития. Всего за пару столетий наша популяция, несмотря на регулярные позывы к самоистреблению — мировые войны, — возросла в шесть раз. Ее численность превысила шесть с половиной миллиардов человек. Однако этот рост не может продолжаться не то что вечно — даже сравнительно долго.
Для такой небольшой планеты, как Земля, нас слишком много. Для природы мы стали непосильным бременем. Наши города мертвенными пятнами покрывают поверхность живой планеты, словно расширяющаяся опухоль. А ведь природа тоже имеет свои потребности. Забывая об этом, мы роем яму себе (а не только юбилейную скважину), мы пилим — сами поймем что (а не только распиливаем сиюминутную прибыль, отхваченную от «общего пирога» природы). Так не будет ли — под действием одних лишь естественных факторов — численность человечества сокращаться, приходя в равновесие с потребностями окружающего нас мира? И не туда ли клонится «градиент посягательств» эволюции?
Катастрофы неизбежны. Мы сами успешно подготавливаем их, уничтожая окружающую среду (см. «З-С», 1–2/07) или припасая атомное оружие (см. «З-С», 5/06). Закон «чеховского ружья» еще никто не отменял, тем более что он относится прежде всего к драматургии жизни. А ведь может произойти и космическая катастрофа (см. «З-С», 2/05) или род человеческий деградирует, тихо вымрет, подобно многим малым народам, — и тогда судьба этих капель, словно в трагифарсе, отразится в судьбе Океана под названием «человечество».
Что же произойдет с планетой после нашего вымирания? Какой геологический след мы оставим на лице Земли? Что станется с памятниками нашей инженерной мысли и хозяйственной деятельности? Что подлинно мы сотворили на ее тверди и посреди ее вод?
Пример ряда заброшенных городов, разоренных в древности завоевателями, показывает, что у большинства этих «памятников» — короткая судьба. Они, как дети, которых грех оставлять без присмотра. Наши постройки и при нашей жизни напоминали тяжелобольных людей — за ними требовался постоянный уход. Стоит лишь раствориться в веках «доктору их тела», как они начнут рассыпаться. Без отопления полопаются трубы, и теперь материал зданий будет подвергаться регулярным циклическим нагрузкам: то оттаивать, то замерзать. Зашелушится штукатурка; металлические детали проржавеют; доски и балки сгниют. Случайные удары молний будут вызывать огромные пожары, поскольку горючих материалов в брошенном городе останется предостаточно. Корни деревьев, прижившихся возле стен и даже на их кладке, постепенно разрушат их — тем более что эрозионные процессы — воля «водички и ветерка» — крушили гранит скал, а не только наш бетон. Бури и град со временем выбьют стекла — эта красивая чешуя небоскребов без нашего ухода облетит, как листва. Сами небоскребы без постоянных ремонтов вскоре распластаются по покинутым автострадам, заодно побивая градом камней пустые дома в округе. Особого вреда для природы в этом не будет. Сталь превратится в оксиды железа, как то бывает и с природным минералом — гематитом, а бетон — в гравий и песок. Осколки стекол постепенно скроются в почве.