Убирая маму на зиму, я приговариваю:
— Не волнуйся, здесь тебе будет хорошо, вот так. Я пока ничего не выключаю, идет? Я выключу, только когда телешопинг закончится, а потом в двенадцать включу тебе «Жизнь прекрасна».
Теперь, когда мама в диване, я начинаю сомневаться в том, не сделал ли я глупость. Самую большую глупость я совершил, когда мне было пятнадцать. После десяти лет обучения на дому в Национальном центре дистанционного образования я захотел, чтобы мама отвела меня в школу, а еще захотел научиться кататься на велосипеде и собаку, чтобы ее выгуливать.
Три дня подряд по утрам я маникюрными ножницами состригал щетинки своей зубной щетки. В первый день мама пришла в ярость. На второй она была все еще недовольна. На третий стало тяжелее всего. Она рухнула на пол в ванной так, будто из ее тела вдруг исчезли все кости. Одно только воспоминание о том, что она тогда сказала, будит во мне желание пойти и заняться математикой, чтобы забыть об этом. Она кричала:
— Да что такое? Хочешь найти себе другую мать, да? Я плохая?
Я ничего не ответил, но это не помешало ей продолжить:
— Я кругом виновата! Конечно, ты меня ненавидишь! Я плохая мать, худшая из плохих матерей!
Потом она руками обхватила мои колени, и я с трудом устоял на ногах. Вдобавок ко всему она так сильно плакала, что ее слезы ручьями текли на плитку, и пол ванной превратился в каток. Я не знал, что делать.
Это не самое приятное воспоминание. Она чем-то напоминала зомби из фильмов, которые мне нельзя было смотреть. Но это и кое-чему меня научило: с мамой все нужно делать должным образом. Не стоит ни импровизировать, ни валять дурака.
Именно поэтому так важно было организовать все в связи с ее смертью как можно лучше. Погребение уже сделано — в диване. А насчет всего остального сайт «Похоронбюро.ком» выразился вполне однозначно: нужно сообщить близким о смерти покойной.
Номер говорящих часов — 3699 — записан в телефоне в режиме быстрого набора на цифре два. На цифре один еще стоит номер бабушки с дедушкой, хотя они больше не подходят к телефону с тех пор, как их похоронили. На какой глубине ловит 4G?
На всякий случай я нажимаю цифру один — мало ли.
«Набранный вами номер не обслуживается».
На цифру два тут же откликается служба точного времени.
«Добро пожаловать в нашу службу. Точное время — восемь часов, пятьдесят две минуты и пятнадцать секунд. Бип, бип, бип».
Я жду продолжения, чтобы выяснить, можно ли оставить сообщение после сигнала, но нет, нельзя. Нужно найти другой номер, чтобы сообщить людям из службы точного времени о маминой кончине. В интернете полным-полно других сайтов. Я захожу на говорящие-часы, говорящие.часы и говорящиечасы, но не нажимаю на часы-которые-говорят, я умею распознавать фейки.
Перепробовав все, приходится признать: мне так и не удалось найти контакты человека, которому я мог бы сообщить о смерти мамы. Я попробую набрать 3699 еще раз в рабочее время.
Ну что ж. Я сделал все, что мог.
Но мне почему-то по-прежнему трудно дышать. Мама думает, что мне мешают дышать клещи, которые залетают снаружи вместе с пыльцой.
Я знаю, что мои легкие сжимает тревога. К счастью, тревога не выносит математики, поэтому я заполняю ею мысли: 36 × 99 = 3564; 3654 × 36 = 128 304; 128 304 × 99 = 12 702 096.
Что бы мама хотела, чтобы я сделал? Она всегда хочет, чтобы я выполнял свою домашку, но сегодня — день ее смерти, и мне кажется, стоит сделать что-нибудь особенное, как на день рождения, чтобы хоть как-то отметить этот день. Зажечь свечку, спеть песню или рассказать какое-нибудь стихотворение. Я знаю больше теорем, чем стихов, впрочем, это в каком-то смысле одно и то же, но мама, как и тревога, не любит математику и еще больше геометрию.
Я выключаю телевизор и кашляю, чтобы прочистить горло. С высоко поднятой головой (это важно для дикции), положив руку на живот (это важно для контроля дыхания), я начинаю декламировать:
— Счастье уже на лугу, поспеши за ним вослед, счастье уже на лугу, тут как тут — и нет как нет[3].
Это глупо: пока я декламирую свое стихотворение, я думаю о Луне. Теперь, когда мамы не стало, я, наверное, могу туда отправиться.