СЛОВА И СМЫСЛЫ
Безопасность
Владимир Иваницкий
Известно: при навязчивом повторении слова теряют смысл. Человек не может связать значение с кашей, застрявшей во рту. Похоже обстоит с государственными эвфемизмами, переходящими в «новояз» Оруэлла. Вдалбливание смыслов приводит к износу значений. Или полному повороту кругом в диаметрально противоположном первоначальному направлении.
В золотой век лексиконов БЕЗОПАСНОСТИ невозможно было приклеить косвенные значения: оно означало защищенность, отсутствие опасности. В слове БЕЗОПАСНОСТЬ ясно видна составляющая «без», указывающая на отсутствие. По-водительски это прицеп, двигателем не обладающий. Но с некоторого времени (в СССР началось со словосочетания КГБ) слово БЕЗОПАСНОСТЬ его приобрело.
Сначала отпали управляющие слова, указывающие — безопасность ОТ ЧЕГО ИМЕННО имеется в виду. Затем в широкие объятия БЕЗОПАСНОСТИ упали все вопросы, касающиеся слежки, физической и информационной защиты, превентивных просвечиваний и обысков в аэропортах, агентурной деятельности, полицейской провокации и так далее. Государства развили такую активность, что самые меры по безопасности (язык не указывает, ЧЬЕЙ ИМЕННО) начинают угрожать обыкновенному пониманию безопасности, как оно сложилось у обывателя.
Типичный пример — гибель прохожего на обочине от пули охранника из машины сопровождения. Только поверхностный наблюдатель назовет такую смерть случайной. Стекло опущено, палец на спусковом крючке, у новичка нервы на пределе, как не выстрелить в человека с зонтиком. Та же БЕЗОПАСНОСТЬ требует от водителя бронированного спецмобиля, не снижая скорости, давить пешехода. Спрашивается, ЧЬЯ безопасность тут задействована? Едва ли рядовых членов общества.
Жертвы полицейского произвола (его никак нельзя исключить) также находятся в опасности; подобные инциденты вызывали серьезные массовые беспорядки (США, Франция, Голландия). В дни саммитов и важных госвизитов всякий, кому не повезло жить в центральном районе, выйдя на балкон или распахнув окно, рискует жизнью: государство считает возможным обеспечивать меры БЕЗОПАСНОСТИ с помощью десятков снайперов, засевших на крышах.
Сегодня БЕЗОПАСНОСТЬ требует огромного количества вооруженных людей с мандатом пускать его в ход. Так рождается мысль об опасности безопасности. Дошло до того, что ЗОНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ стали именовать как раз те территории, где стреляют без предупреждения и куда не пускают прессу.
А мегаполисы? В текущем году охраннику фирмы вздумалось изнасиловать визитершу, что он сделал, использовав оружие для ее устрашения. Другой случай: напился, сел за руль, стал стрелять в пешеходов. Да, как минимум определенные неудобства рядовым членам общества от ОХРАНЫ обеспечены. Есть притча об изгнании хищника еще более страшным животным: «Кто теперь изгонит изгоняющего?» Реальная же польза от постоянного присутствия охранников до сих пор не доказана.
Главная угроза ВИП-персонам способна исходить от их ОХРАНЫ (Индиру Ганди убили телохранители). Советы безопасности ряда диктатур были инициаторами государственных переворотов. Охраняемые могут оказаться в заложниках охраны. Злое лукавство языковых средств здесь особенно бросается в глаза. Не вредно помнить: Юровский, организатор расстрела царской семьи, именовался командиром их ОХРАНЫ.
Итак, число вооруженных и облеченных доверием возрастает по мере возрастания угроз. Враги общества также не сидят сложа руки. Взаимная эскалация угроз и БЕЗОПАСНОСТИ может привести к серьезному системному кризису. Когда сегодня в СМИ произносится слово БЕЗОПАСНОСТЬ, имеется в виду, конечно, НЕ КОМФОРТНАЯ ЗАЩИЩЕННОСТЬ, а вопросы опасности и угроз.
ЛАБОРАТОРИЯ ЧЕЛОВЕКА
Рождение речи
Игорь Рейф
Отрывок из очерка «Жить в России надобно долго.: Несколько ступеней восхождения к Выготскому», вошедшего в книгу автора «Гении и таланты».
— Я встану так рано, что еще поздно будет.
— Отскорлупай мне яйцо.
— Вся елка обсвечкана.
— Я сижу и отмухиваюсь, сижу и отмухиваюсь.
Кто не восхищался подобными перлами детского словотворчества, которые Корней Чуковский догадался собрать в своей знаменитой книжке «От двух до пяти», вышедшей в середине 1920-х годов, а затем много раз переизданной? Тема, видимо, висела в воздухе: в то самое время, когда вышло первое издание книги, копья виднейших психологов первой трети XX века скрестились вокруг проблемы детской речи и ее роли в становлении мышления.