Да, очевидно, все предпочитают мир».
Раздумьями кончается этот очерк, и тон их лирично-минорный, будто писал его не ученый, а писатель, а ученый только и делал, что долго изучал корриду. Однако приехал Кассирский на научный конгресс и пробыл в Мадриде всего несколько дней. Посетив еще Прадо, Эскориал, побывав в Толедо, и вот он — уже на корриде. Но времени ему хватило, чтобы знать о ней все. Научный экспромт проницательного академика?
А статья «Коррида глазами физиолога» была напечатана в одном из самых любимых журналов Кассирского, в том самом, который вы держите в руках, дорогой читатель, — «Знание — сила». Пожалуйста, — год 1966-й, № 8, стр. 27.
Писал Кассирский и для других массовых журналов — «Наука и жизнь», «Здоровье» и даже для журнала «Советская эстрада и цирк». Писал и для газеты «Правда».
Но был и еще один журнал, особый, из разряда «толстых» — «Знамя». Сюда косяком шли писатели, рассчитывая на удачу. Но удача — не только награда за смелость, но в первую очередь — за талант. «Знамени» предложил Кассирский свою автобиографическую повесть, здесь она и была напечатана — «Всадники из легенды». Ираклий Андроников, прочитав повесть, в письме Иосифу Абрамовичу дал ей высокую оценку. За блестящее перо, увлекательность, великолепный язык («чувствуется высокая, виртуозная техника»). Это были «очерки и зарисовки полкового врача», как определил жанр своего труда автор. Не врачом, а профессионалом-писателем выглядел Кассирский в неожиданной для многих работе.
«Всадники из легенды» — это Первая Конная Буденного. Время — год 1919-й. Южные степи.
Из главы «Беркут»:
«В кавалерии, я скоро в этом убедился, лошадь — и жизнь, и здоровье, и слава кавалериста. Только тому, кто служил в коннице, дано понять, какой это бесценный помощник, а нередко и спаситель.
Поэтому начну свои воспоминания с тебя, мой незабвенный Беркут. Насупившись, встретил ты меня, когда я впервые взял тебя за узду и сунул в стремя грубый и кривой от походов сапог. Но ты, как и подобает настоящему служаке, всегда был дисциплинирован, серьезен и послушно пошел вперед, к Мугоджарским перевалам.
Свистели осенние ветры, песчаные смерчи то и дело налетали на эскадроны. От пыли и горького запаха полыни и у коня, и у седока пересыхали губы, песок слепил глаза. Голодный, томимый жаждой, ты, бедный мой Беркут, уверенной походкой шел к заветным, далеким холмам. Знал ты или не знал, что там, в далекой долине, миновав синее ущелье, найдешь ты и воду, и отдых, но твои копыта упрямо ступали по зыбучему песку, и не оставалось следов от них, как и от тысяч других копыт. В песках нет дорог и нет следов».
Каково, а? Тысячу раз прав Ираклий Луарсабович — это написано блестящим пером. Пером талантливого художника.
И еще одна выдающаяся работа Кассирского, которую, пожалуй, можно отнести к числу уникальных, — книга «О врачевании», вышедшая в 1970 году. Нет, не о лечении, а именно о «врачевании», это слово ближе к доброй медицине России в давние дореволюционные годы.
Достаточно полистать эту книгу и заглянуть в оглавление, чтобы понять, что автор, как всегда, идет по стопам Гиппократа. Первый же раздел — «Врачебная деонтология, каким должен быть врач» (деонтология — «поведение», греч.) — содержит несколько глав и среди них — «О понятии «этика», «О врачебном долге», «О чуткости и внимании к больному», «О врачебной тайне», «Драма больного и его близких». Следующий раздел — «Современное понимание врачевания» — содержит главу «И слова врача лечат»; затем раздел «Проблемы клинической терапии», «Врачевание и врачебные ошибки» и «О клинической школе». Все написано так, как может быть только у Кассирского: умно, просто, ярко и — основательно.
«Книга «О врачевании» — книга размышлений и раздумий. И она особенно дорога автору, потому что писалась в течение всей сознательной жизни».
Книга эта — не учебное пособие, а — учебник жизни врача, откровенная беседа маститого ученого с воображаемыми молодыми коллегами. Она стала его завещанием — пройдет еще год после ее выхода, и его не станет. Но он был уверен: книгу непременно прочтут молодые врачи — «чудесные семена трезвого разума и благородного, доброго сердца произрастают лучше всего в молодой почве».
Но вернемся на Краснопрудную, в квартиру Кассирских. Гости в сборе. В доме был обычай: «гостю-новичку» вручался мел и предлагалось расписаться на скатерти из темно-зеленого сукна, которая ждала его, раскинувшись на рояле. А затем эта роспись обшивалась цветными нитками. Всего на скатерти собралось 59 имен, а если обобщить — это был «цвет» московской творческой интеллигенции. И подумать только, многие из гостей были его пациентами! Вот только часть этого «соцветия»: музыканты — Ростропович, Вишневская, Мравинский, Ойстрахи, отец и сын, Вирсаладзе, Стерн; композиторы — Шостакович, Хачатурян, Блантер, Строк; режиссеры — Волчек, Сац; актеры — Коонен, Прудкин, Борисова, Табаков, Якут, Марецкая, Раневская; писатели — Солженицын, Чуковский, Светлов, Маршак, Андроников; художники — Ефанов, Пименов; ученые — Семенов, Ермольева, Штернфельд.