— Возможно, вы правы, когда конкуренция на рынке образовательных услуг станет жестче, профессиональным средним образованием займутся и другие вузы. Пока им незачем брать на себя эти лишние хлопоты.
— Хорошо бы заняться этим как раз во время кризиса, чтобы у молодых людей появился реальный выбор: оставаться на иждивении семьи, когда денег мало, а диплом впереди будет не слишком хорошего качества, или быстро получить востребованную на рынке профессию, начать работать, а когда трудные времена пройдут, заново решать, хочешь доучиться там же, где начинал, в другом вузе или вообще остаться со средним специальным образованием.
Фото В. Бреля
Беседу вела И. Прусс.
Болонский процесс в России. Взгляд со стороны
В конце 2007 года на международной конференции «Образование объединяет. Общие ценности — общее будущее» с докладом о ходе Болонского процесса в России выступила сотрудница Французского института международных отношений Т. Кастуева-Жан, поделившаяся итогами собственного исследования. Она отметила чрезвычайно низкую информированность и преподавателей, и студентов о сути и целях предполагаемых реформ — через 4 года после того, как Россия подписала Болонскую конвенцию, и за три года до того, как процесс должен был в основном завершиться. Многие собеседники французской исследовательницы понимали этот процесс не как «создание понятной и сопоставимой системы степеней, но как унификацию содержания образования, подчинение какому-то единому европейскому стандарту».
Обязательные по Болонскому соглашению приложения к дипломам на английском языке с описанием прослушанных курсов в 2005 году получили 2 % выпускников, в 2008-м — добавим последние данные — их выдавали только 68 вузов, только по требованию выпускника и «за отдельную плату», хотя по закону, принятому в 2007-м, их должны выдавать повсеместно и бесплатно. Система кредитных единиц (позволяющая оценивать в сопоставимых единицах изученное) используется в 60 вузах и только применительно к 10–15 % учебных курсов.
Переход на двухступенчатое образование предполагает серьезную перестройку обучения: каждая ступень должна содержать целостный и законченный цикл образования, о чем и свидетельствует диплом бакалавра или магистра. Более половины вузов учат так же, как учили прежде, и выпускают, как прежде, «специалистов», а не бакалавров и магистров; в остальных вузах болонская система шизофренически соседствует с традиционной. «Специалитет» (традиционное обучение) составляет 92,4 %, бакалавриат — 7, магистрат — 0,6 %. Это статистика, приведенная французским экспертом; на самом деле все обстоит еще хуже, поскольку во многих «продвинутых» (то есть заявивших об участии в Болонском процессе) вузах никакой реорганизации обучения не происходит, в конце 4-го курса студентам выдают бумажки, что они теперь бакалавры, и они дружными рядами направляются «в магистратуру» дослушивать оборванную традиционную программу.
Еще один из пунктов обязательной программы «по-болонски»: каждый студент должен хотя бы один семестр поучиться в университете другой страны. Но, как утверждает французский эксперт (и свидетельствует статистика), «мобильность между Россией и странами Европы слаба. В последнем российском докладе упоминается, что ежегодно 2000 студентов, аспирантов, преподавателей, научных работников проходят обучение за рубежом. Напомню, что общее количество только студентов в стране на сегодня превышает 7 миллионов человек. Процент российских студентов за рубежом сегодня, по данным ЮНЕСКО, — один из самых низких в Центральной и Восточной Европе. Иностранные студенты в России составляют лишь 1 % от их общего числа. А европейские студенты составляют 8,1 % от этого 1 %. То есть то, что декларировалось как одна из основных целей, развито слабо и касается лишь малой части студенческой массы. То же касается и мобильности преподавателей, а также внутренней мобильности между самими российскими вузами».
Т. Кастуева-Жан так оценивает идеологическую подоплеку этого не вполне осознанного саботажа реформ: «Болонский процесс концентрирует в себе все противоречия и амбивалентность российско-европейских отношений. Процесс, который был запущен по политическому решению руководства страны без предварительных дебатов в обществе, демонстрирует все трудности России примирить два представления о себе: с одной стороны, как о наследнице традиций советского прошлого, берегущей национальную специфику, а с другой, полноправного члена европейского сообщества. В этой сфере, как и во многих остальных, Европа воспринимается одновременно и как шанс, которым нужно воспользоваться, и как соперница, которая оттягивает на себя интеллектуальные ресурсы страны».