Она не знала, что ответить. Перекроенный сто раз, перешитый по всем возможным швам, Алкид представлял из себя удивительное зрелище. Но назвать его красивым? По меркам Веспер Акрополь обладал слишком извращённым представлением о красоте.
Но глядя на Алкида она отчётливо видела кем он являлся на самом деле — мысль. Алкид представлял собой физическое воплощение мысли. Только в самом богатом воображении можно было создать нечто похожее на него. Гениальное, уникальное, ужасное. И эта мысль не могла не восхищать.
— Я вижу. — Сказала Веспер честно. Прямые ответы Алкид воспринимал положительно.
— Они создали меня, — он указал тонким пальцем на закрытую дверь. Глаза расширились, почти сравнявшись в размере. — Вырастили в пробирке. Вкололи знания. Сломали каждую кость и срастили её заново. Так, как нравилось им. Я и есть совершенство Акрополя. Именно такое, какое они заслужили. Если бы они назначали меня королём, я бы взошёл на трон полностью обнажённым. Чтобы показать им своим телом, насколько уродлива их власть.
Алкид терял самообладание. Эта речь давалась ему нелегко. Веспер чувствовала тот жар, что кипел у него под кожей. У себя же в горле она ощущала клубок гвоздей. Его слова кололи в самые чувствительные точки её тела.
— Мне жаль, — выдавила она с трудом.
Он немедленно переменился. Стал ещё более резким, взвился, бросился к ней. Веспер хотела отскочить в сторону, но Алкид прижал её к стулу. Острые ногти впились в её плечи, как когти гарпии. Огромной страшной птицы. Голова человека, крылья орла, лапы тигра.
— Что ты сказала? — прошипел он ей в лицо.
Нахождение в такой близости от Алкида вызывало брезгливость. Веспер показалось, что она может заразиться от него. Чем именно не знала, но точно чем-то гнилым и лихорадочным.
— Я сказала, мне жаль тебя. — Повторила она ровно, насколько позволяли колющие булавы в горле.
Алкид медленно отстранился. Оглянулся к ней через плечо. Выражение его лица смягчилось. В нём возникло снисхождение, как у богача, оценивающего бедное одеяние уличного торговца.
— Я видел твои глаза в лаборатории. Эти мягкие и тёплые звёздочки. Им всем что-то нужно от меня. Нужны результаты, нужны показатели. — Алкид указал на неё пальцем. — Они смотрели и гадали, выживу я после перенесённой операции или все труды прошли зря. Ты смотрела иначе. Тебе было жаль меня… Не стоит. — Сказал он. — Ты жалеешь по-матерински. Слушаешь мои байки про ребёнка-урода и тебе жаль, что к нему относились жестоко и использовали в своих целях. Жалеть ты должна не его.
— Кого я должна жалеть? — Веспер позволила себе задать вопрос. К её удивлению, Алкид ответил на него.
— Звёздочка, я видел твоё личное дело. — Он, наконец, отошёл от неё. Вернулся к столу и вновь забрался на него, в этот раз вместе с ногами. — Детей у тебя нет, зато есть очень годные наработки по оружию. Они глупцы, что не дают тебе все необходимые материалы. Только поэтому я тебя не сдал. Как талантливый учёный я хочу, чтобы ты жалела меня-гения. Потому что Акрополь дал мне неограниченные способности, зато возможности их проявить он свёл к минимуму. Я знаю, что они делали себе ручную обезьянку, но тогда не следовало учить её играть на скрипке, раз завязываешь руки за спиной. Я творец. Также, как и ты. Ни мне ни тебе не дают возможности использовать свои таланты на полную. Жалей это, если хочешь.
— Алкид… — она осмелилась назвать его имя. — Я не хотела оскорбить тебя своим сочувствием…
Он прервал её жестом.
— Тебе ведь было неприятно, когда я приблизился к тебе? Я отошёл на безопасное расстояние. Ты жмёшься на стуле, тебе страшно и стыдно. Я вижу тебя насквозь. Тебя, всех, каждого. — Только сейчас Веспер различила как сильно заплетается язык Алкида. Речь стала менее связной, часть слогов повисала в воздухе у кончиков губ. — Я увидел в твоих глазах истину, поэтому не нужно кормить меня оправданиями. Ты будешь говорить со мной откровенно и прямо. Иначе я сдам тебя.
Ледяное прикосновение смерти обожгло спину. Веспер не сомневалась, что он говорил серьёзно, даже будучи пьяным.
— Мне неприятен не только ты. Вообще все мужчины. И женщины тоже, если играют по их правилам. — Веспер почувствовала, что впервые за много лет обнажается перед посторонним. — Акрополь полон их. Жаждущих власти, денег, успеха. Готовых ради выгоды закрыть глаза на жизни невиновных людей. Я разрабатываю оружие и знаю цену жизни. Большинству моих коллег интересны не мои способности, а то, что между ног. Поэтому я ненавижу, когда ко мне подходят слишком близко.
— То, что между ног — вообще единственное, что интересно всем. Поверь мне, я специалист. — Ухмыльнулся Алкид. — Но ты не договариваешь. Тебя изнасиловали?
Веспер показалось, что её огрели прикладом ружья по голове. Но она нашла в себе силы не испугаться и не смутиться в этот раз.
— Да. В детстве. Я не хочу об этом говорить.
— Об этом ты думаешь перед сном? — спросил он ровно.
— Нет. Не об этом.
— Рассказывай. — Алкид протянул ей бутылку.
Веспер разглядывала длинную тонкую руку. Заусенцы у краев ногтевых пластин. Пальцы, совсем женские, точёные, как у пианистов или хирургов. Слёзы уже подступили к горлу. Останавливаться было слишком поздно. Она взяла спирт и зажмурившись, отпила жидкость. Огонь мгновенно обжёг глотку. Она постаралась подавить отвращение. Зато голова мгновенно прояснилась, слёзы отступили. Живое пламя упало куда-то под сердце.
— Родители умерли во время первой войны с Гипербореей. Солдаты пришли к нам в дом. Так меня и изнасиловали, если хочешь знать. Мне было тринадцать. Эвнике, моей сестре — шесть. Её не тронули, потому что я спрятала её в подвале. Когда они уснули, нам удалось сбежать. Так мы оказались на улице. Воровали, попрошайничали, пытались ходить в лес на охоту, когда становилось совсем плохо. Я хотела продержаться три года. Мне бы исполнилось шестнадцать и тогда я могла бы взять опеку над Эвникой, найти работу, хоть какую-то. Думала, у нас всё получится. — Она замолчала, словно заряд топлива кончился. Веспер пришлось отпить ещё, чтобы продолжить разговор. Тошнота опять подступила к горлу, хоть она и задержала дыхание, пытаясь перебороть её. — Эвника подорвалась на мине. Нельзя было постоянно брать её с собой. Шла война, время было неспокойное, поэтому я боялась её оставлять одну. Я никогда не забуду этого. Её разорвало в клочья. То, что смогла, я отнесла в Некрополь. Там мы и прятались с ней, как и другие бродяги. В те годы было много брошенных детей. Мне стыдно говорить, но без Эвники стало легче выживать одной. Быть одной вообще всегда легче. И это правильно, потому что мы никому не нужны. Кроме нас самих… — Она опять помолчала. Алкид не перебивал её, слушал внимательно, не шевелился. — Потом началась очень голодная зима. Каждый день мы подбирали тех, кто не проснулся. Я бы тоже однажды не проснулась, но меня спасли хорошие люди. Они работали на Акрополь, тоже потеряли сына-солдата на войне. Они помогли мне. Отдали на учёбу. Мне исполнилось семнадцать, когда я пришла сюда. Отдел научных разработок искал стажёров. Мои приёмные родители подсуетились и меня приняли. Так я попала в Акрополь и стала служить этой машине, убивающей людей. Мне их не жаль. Я ненавижу их всех. Мне жаль только, что не смогла спасти сестру. О ней я и думаю каждую ночь, прежде чем заснуть.
Веспер хотела выпить ещё, но передумала. Горло всё ещё горело от предыдущих глотков, а ясность в голове помутилась наступающим пьяным туманом. В этом мороке она видела летящие пули, разрывающиеся при попадании в мишень. И гранаты — словно цветастые птицы — расплескивали своё оперение праздничным фейерверком. И яснее всего Веспер видела Эвнику.