Первой в истории попыткой перехода к универсальной цивилизации стал Древний Рим. Именно Рим поставил своей задачей объединить под своей властью разные народы, опираясь при этом не только на власть силы, но и на власть права. Это была не просто мечта о мировом господстве, владевшая умами многих завоевателей, а именно идея универсальной цивилизации, уравнивающая всех в правах римского гражданина. Ее потому и называют иногда «римской идеей». Начиная с «первого Рима», история Европы стала историей ее практического воплощения в жизнь, хотя на разных этапах — разными путями и средствами. Кстати, своеобразным продолжением этой идеи стала «русская идея». Европа и Россия — каждая по-своему — претендовали на создание универсальной цивилизации, во всяком случае, лелеяли мечту о ней.
Со стороны Запада подобная претензия диктовалась некоторыми вполне объективными обстоятельствами. Запад универсален по причине не своей религиозности (здесь ему противостоят другие религии), а своей научной и правовой рациональности, которая не требует для себя никакой религиозной санкции. Наука и право — вот реальный вклад Запада в мировое развитие, которым не может пренебречь ни одна цивилизация. Создав современную науку и светские формы жизни, базирующиеся на формально-правовых началах, он усмотрел в них единственно приемлемый для человечества способ его совместного существования.
«З-С»: Кажется, в этом ряду должна быть еще идея прогресса.
В.М.: А разве переход к правовому государству не является прогрессом?
«З-С»: Получается, что западное представление о прогрессе совсем не обязательно включает в себя идею технической гонки?
В.М.: Почему только технической? Технический прогресс, конечно, важен, но к нему не сводится весь общественный прогресс. Об уровне цивилизованности общества судят, прежде всего, не по уровню развития техники, а по тому, насколько справедливы в нем законы и соблюдаются права человека, В этом смысле Запад с его пиететом перед демократией и правом действительно может дать пример другим странам.
Западу всегда казалось, что именно он призван покончить с варварством былых времен, явить миру единственно возможную форму его интеграции. Но так было до тех пор, пока в фазе его капиталистического развития не обнаружились черты, заставившие говорить о «новом варварстве». На место первоначальной оппозиции «цивилизация — варварство» пришли другие, не менее острые и опасные. В суммарном виде их можно сформулировать как оппозиция — «цивилизация-природа», с одной стороны, и «цивилизация — культура» — с другой. Только с этого момента можно говорить о том, что различает цивилизацию и культуру. Конфликт цивилизации, развивающейся по законам капиталистического рынка, с природой и культурой, стал причиной экологического и духовного кризиса, обозначив собой тем самым пределы роста этой цивилизации, ее неприемлемость в качестве общепланетарной модели будущего устройства мира.
Причиной экологического кризиса является, как я думаю, вовлечение природы в сферу частнособственнических и рыночных отношений. Но об этом лучше скажут экологи. Еще более явно кризис дал о себе знать в сфере культуры. Попадая в зависимость от рынка, она становится массовой культурой, имеющей мало общего с тем, что понималось под культурой раньше. Массовая культура — это то, чем можно торговать, как нефтью и газом. Освободившись от власти государства, творцы культуры попали в зависимость от власти рынка, и еще вопрос, какая зависимость для них более обременительна. Как ни парадоксально, в условиях монархической власти, когда культура в значительной своей части была придворной, служила власти и знати, создавались художественные шедевры, пережившие века, а в условиях рыночной свободы почему-то все больше создаются однодневки.