Не то что вельветовый диван у него в кабинете.
– Войти можно?
– Да, конечно… Но… вы уверены, что это нужно?
– То есть?
– Я хотела сказать… Я и вы, Гренс, до сих пор мы с вами ни разу не разговаривали. Прошел почти месяц, Гренс, и я боюсь, что уже поздно. На вашем месте я не особенно бы рассчитывала…
– Месяц? Поздно? Теперь я совсем ничего не понимаю.
Она посмотрела ему в глаза и подняла обе руки – сдаюсь.
– Простите, я думала, вы совсем по другому делу… Ну, в таком случае, начнем. Присаживайтесь вон на ту коробку: она довольно прочная и до сих пор выдерживала, во всяком случае. Так что вы хотели?
Лавируя между картонными коробками, Эверт Гренс добрался наконец до той из них, на какую ему указали. Сел, вытянув больную ногу, насколько это было возможно. Нащупал более-менее равновесное положение и сосредоточился на коллеге за столом.
– У меня несколько вопросов, касающихся расследования, которое вы, как я полагаю, закрыли пару лет назад. Это ведь вы занимаетесь поиском пропавших без вести?
Лицо Элизы Куэста все так же ничего не выражало, как и ее кабинет. Она всегда выглядела одинаково. Это не та внешность, которая сохранится в памяти. Гренс мог бы не узнать эту женщину, встретившись с ней где-нибудь на улице час спустя. Но в этот момент ее лицо приобрело индивидуальность, загорелось гневом человека, которому задают слишком много вопросов.
– Ну и…
– Я здесь не для того, чтобы предъявлять вам претензии.
– Мы с вами никогда не разговаривали, Гренс, и, честно говоря, я не особенно скучала по вашей компании. И теперь вы заявились ко мне, чтобы поболтать о деле, которое я не довела до обвинительного приговора? И если вы и в самом деле здесь не для того, чтобы предъявлять мне претензии, чего вы, в таком случае, хотите?
Гренс немного переменил позу, так что ящик едва не опрокинулся.
Разумнее было встать, что он и сделал. И сразу почувствовал себя в безопасности.
– Я хочу найти маленькую девочку, чей пустой гроб зарыт под белым крестом.
– Вот как?
– Меня интересует все. Каждый кадр с камер слежения, начиная с раннего утра 23 августа 2016 года. Всех камер – в больницах, детских садах, социальных учреждениях. Материалы допросов, которые вы проводили, и бесед с людьми, в квартиры к которым вы звонили. Пока, не дождавшись результатов, не понизили это расследование в приоритете, а потом и вовсе закрыли.
– Не понимаю, о чем вы.
– Дело девочки, которую вытащили из машины и увезли в неизвестном направлении.
– Какой девочки?
– Четырехлетней, которая сидела на заднем сиденье, когда…
– Оглядитесь вокруг, Гренс. Видите, сколько здесь коробок? И в каждой материалы текущих, то есть актуальных на сегодняшний день, расследований случаев насилия. Ими занимаюсь не только я, хотя я в том числе. Потому что, как и вы, ненавижу насилие. Но с этим делом вам придется обратиться к кому-нибудь другому. Я не могу вспомнить ничего подобного, и этот наш разговор ни к чему не приведет.
Эверт Гренс даже не вздохнул. Просто развернулся и направился к двери.
– Большое спасибо за помощь.
– Но зачем оно вам, Гренс?
– Что зачем?
– Что заставило вас заняться именно этим делом, когда у нас море нераскрытых преступлений?
Эверт Гренс пожал плечами. Он мог бы рассказать о женщине, чью могилу решился навестить лишь спустя много лет. Или о ребенке, которым эта женщина была беременна и который покоится в безымянной мемориальной роще, куда Гренс, конечно, никогда не доберется. Или, может, о другой женщине, которая решила иначе и постоянно навещает свою маленькую девочку, чтобы та не чувствовала себя одинокой.
Мог бы, но не стал этого делать.
– Не уверен, что знаю ответ на ваш вопрос.
– То есть?
– Сегодня у меня была странная встреча на кладбище, и я…
– Послушайте, Гренс…
– Что?
– Как вы себя чувствуете?
– Чувствую?
– Вы такой бледный, загнанный… Потерянный даже, не обижайтесь. Я заметила это сразу, как вы вошли. Что с вами? Вы не производите впечатления человека, с которым все в порядке.
Она перегнулась через стол в ожидании ответа.
– Я… в общем, да. С утра немного кружилась голова… там, на кладбище.
– Кружилась голова?
Он пошел к двери, петляя между коробками.
– У меня… в общем, неприятное переживание, связанное с другим, более ранним неприятным переживанием. Это все, что я могу вам сказать.
Гренс подошел к двери. Элиза Куэста не спускала с него глаз, напряженно вслушиваясь в то, что все больше походило на невнятное бормотание.