Я хочу почувствовать себя живой. Настоящей.
Взмах руки — его ладонь обхватывает мой локоть. Уверенное движение — я оказываюсь лицом к лицу с ним. Глеб делает шумный выдох и запрокидывает мою голову назад, нависая сверху. Выдыхает мне в лицо и впивается поцелуем в губы, заставляя с силой схватиться за поручень лифта, чтобы не упасть.
Глава 21
Глеб
Звонкая оплеуха отрезвляет меня так сильно, что я сразу понимаю весь масштаб катастрофы. Я оставил Софи в кабинете и с криком: “Марина, подожди!” — побежал за ней. И поцеловал. Несмотря на то, что она уже давно несвободна, а злость на нее все еще сильна, я ее поцеловал.
— Какого черта ты творишь? — голос Марины звучит будто из-под воды: глухо и неопределенно.
Я фокусирую на ней взгляд и вижу глаза, полные слез, а еще растерянность вперемешку с болью, сквозящую во взгляде. Она бегло осматривает мое лицо и отворачивается в сторону, ищет кнопки, чтобы нажать на вызов, но и этого я ей не позволяю. Хватаю сзади за руки и зажимаю их накрест, Марина дергается, делает тщетные попытки освободиться, а потом затихает. Я же обнимаю ее со спины и зарываюсь носом в ее волосы.
— Что ты делаешь? — ее голос звучит хрипло, а я лишь ухмыляюсь.
Я и сам не знаю, что делаю. Просто дико захотел ее поцеловать, обнять, почувствовать рядом. Не Софи, которая страстно предлагала себя в кабинете, которая пришла едва ли не голой ко мне, а ее… Марину.
— Не знаю, — признаюсь ей. — Я не сдержался… как тогда, помнишь?
Она чуть дергается. Помнит. И я помню. Вспомнил, когда увидел ее отражение в зеркале. Она была растеряна и зла. Совсем как тогда, в универе. Я помню, как так же оставил девчонку, с которой разговаривал в коридоре и которую нагло лапал, и побежал за ней. Зашел в лифт следом и нажал на «стоп». Посмотрел через зеркало и не сдержался. Не смог. Хотел стереть эту боль с ее лица, выпить до капли ее слезы и показать, что она мне не безразлична.
Долбаное дежавю сыграло свою роль. Она та же, что и прежде, чуть старше и в сотни раз красивее, но ее глаза смотрят на меня точно так же. Ее растерянность и непонимание, кажется, передаются и мне. Я не понимаю причин ее поступка, не могу поверить, что она тогда была с другим, ведь на Мишу она не смотрит так, будто он — единственный человек в мире, кто ее интересует. Так она смотрит на меня. И я чертовски хочу верить, что не ошибаюсь.
— Отпусти меня, пожалуйста, — шепчет Марина, а я мотаю головой.
Не хочу ее отпускать. Хочу дать нам несколько минут. Воспоминания поцелуя в лифте университета до сих пор живы. Я помню ее затравленный взгляд, глаза, полные слез, и губы, которые говорили, что зря я за ней пошел, потому что я безразличен ей. Тогда я просто не сдержался, не мог молча топить наши отношения и смотреть, что ни черта ей не безразлично.
И сейчас не могу. Она говорит одно, а ведет себя совершенно по-другому.
— Ты же чувствуешь то же, что и я, — возвращаю ее к правде и пытаюсь достучаться до здравого смысла.
— Что, Глеб? Я выхожу замуж, — твердит Марина, вынуждая развернуть ее к себе.
— Сейчас — да, — киваю, — а тогда? Почему ты так поступила?
Я отпускаю ее — заставляют воспоминания о том, что она так и не приехала. Отдала предпочтение другому и подумала, что я ей не нужен. А сейчас? Воспоминания вновь вернулись? Марина увидела меня и чувства накрыли с головой?
— О чем ты? — растерянно спрашивает она. — Когда и как я поступила?
Я усмехаюсь и называю себя идиотом. Нет, а чего я ждал? Что она кинется ко мне с объятиями и скажет, что неправа? Что ошиблась, вышла погулять один раз, а потом поняла, что любила только меня и до сих пор любит? Чувствую себя школьницей, наивной девчонкой, которая ждала чуда, а оно не случилось.
Наклоняюсь к ней за спину и нажимаю кнопку на лифте. Тот приходит в движение, а Марина не перестает непонимающе смотреть на меня. Краем взгляда замечаю, как она заносит руку, чтобы дотронуться до меня, но в последний момент передумывает и опускает ладонь.
— О чем ты, Глеб? — глухо говорит Марина. — У меня ощущение, что ты считаешь меня в чем-то виноватой, а я…
— В чем-то? — с раздражением спрашиваю. — Не в чем-то, Марина. Ты думала, я не узнаю? Думала, среди всех друзей, что остались на родине, никто не доложит о том, что ты… — замолкаю, подбирая выражение помягче, потому что то, что крутится на языке, слишком обидит ее. — Я все знаю.
— И что ты знаешь? — Она удивленно смотрит на меня, будто и правда не понимает.