— Я так соскучился по тебе, Марина, — шепчет он и разворачивает меня лицом к себе.
Я замираю и смотрю в одну точку на его груди. Замечаю небольшое красное пятнышко на рубашке и зацикливаюсь на нем, чтобы не думать о том, что происходит. Я не хочу думать: мое сердце отбивает чечетку, к горлу подступает спазм, не позволяющий мне ни сделать вдох, ни что-либо сказать.
— Боже, Марина, ты все такая же, — с усмешкой произносит он, а мое сознание рисует эту самую усмешку: ямочки на щеках, идеально ровные белоснежные зубы и уголки губ, так задорно поднятые вверх.
Пока я думаю о его улыбке, он переносит руку на мой подбородок и вынуждает меня поднять голову. Всматривается в мое лицо и останавливает взгляд на глазах.
— У тебя нереальные глаза, — произносит он. — Всегда был готов утонуть в них, — зачем-то говорит Глеб. — Он тоже готов?
— Кто? — не сразу понимаю, о ком он говорит.
— Твой парень, — Глеб смеется.
Я вдруг вспоминаю Мишу. То, как он ухаживал за мной, и то, что он сейчас сидит и переживает, потому что его девушке плохо, а на самом деле…
— Отойди от меня, Царев, — шиплю и отталкиваю Глеба так сильно, как только могу.
Он отходит всего на несколько шагов, засовывает руки глубоко в карманы брюк и говорит:
— Время прошло, а ты не изменилась, — констатирует он. — Я даже удивлен, как легко ты забыла о Мише.
Глава 3
Марина
Мой ответ тонет в звуке открываемой двери. На кухню заходит мама, окидывает взглядом вначале меня, а потом Глеба и произносит:
— Сынок, там тебя София ищет. — Мама улыбается и подходит ближе, вставая между Глебом и мной.
Он кивает и, бросив на меня взгляд, выходит из комнаты. Я же остаюсь стоять на месте и неловко поворачиваю голову, рассматривая кухонный гарнитур. Надеюсь, что мама не заметит ничего и мы просто вернемся назад, сядем за стол как ни в чем не бывало и продолжим ужин, но у мамы, судя по всему, другие планы. Она смотрит, чтобы Глеб ушел, и только потом поворачивается ко мне, проходится взглядом по моему лицу и шумно вздыхает.
— Я думала, что все прошло, — нарушает она молчание. — Не хочешь рассказать мне, почему не поехала тогда к Глебу?
В знак протеста мотаю головой и крепче сжимаю руками поверхность барной стойки за спиной. Я знала, что рано или поздно мама обязательно спросит об этом, но не думала, что это произойдет сегодня.
— Ты ведь соврала мне три года назад, правда?
Только тогда, когда убеждаюсь, что ее голос звучит не обвиняюще, киваю. А что говорить, когда моя мама — вот такая. Подмечает каждую мелочь и умело читает меня по глазам и эмоциям. Тогда, в прошлый раз, я сообщила ей обо всем по телефону и долго-долго репетировала, прежде чем сказать, что никуда не поеду. Спустя неделю мы увиделись, но я была настолько беззаботной и веселой, что спрашивать о нас с Глебом она не стала. А потом было как-то не до этого.
В этот раз всё по-другому. Она отчетливо увидела, что что-то между нами не так, прочитала всё по моему обескураженному выражению лица и задала прямой вопрос.
— И почему же ты не поехала? — мама аккуратно подбирается к правде.
— У Глеба появилась девушка.
Я пожимаю плечами и, оттолкнувшись от барной стойки, обхожу маму со спины.
— Мы идем ко всем?
— Конечно. Сразу, как ты мне скажешь, почему всё скрыла.
— Это имеет значение теперь?
— Имеет, Марина, — она кивает. — Если бы я знала, что моя дочь обижена на парня, которого любила, потому что он нашел другую, я бы как минимум предупредила ее о его приезде.
Вот теперь мама смотрит на меня с укором. Мне невыносимо видеть ее такой, и я отворачиваюсь. У нас всегда были хорошие, если не идеальные отношения: она поддерживала меня, когда мне это было нужно, старалась давать советы, и теперь я чувствую себя виноватой, потому что скрыла от нее всё. Что сказать – не знаю, потому что оправданий моему поступку нет.
Украдкой поглядываю на маму, она больше не смотрит с немым укором, просто подходит ближе и обнимает меня, произнося:
— Ты же знаешь, что всегда можешь положиться на меня и рассказать все. — Она крепко сжимает меня в объятиях, а я думаю о том, что лучше бы она на меня накричала, чем вот так.
Я чувствую себя предательницей, которая не подумала о самом близком ей человеке. На глаза вдруг наворачиваются слезы, и я тоже крепко обнимаю маму, а еще пытаюсь прийти в себя и не плакать, чтобы не растекся макияж.
— Я не могла рассказать, — тихо шепчу, чтобы думать о другом. — Мне было так больно.
— Эй, ну всё. — Мама, видимо, понимает мое состояние и отстраняется, чтобы не провоцировать слезы. — Идем к гостям, а потом ты мне всё расскажешь, ладно? Я хочу всё знать, малыш.