В обстоятельствах тотального контроля за печатным словом и жестоких расправ с инакомыслящими не могло быть и речи о регулярных нелегальных изданиях: сведений о нелегальных публикациях сталинского периода практически нет. Ответом на политическое и нравственное давление в те времена стала не протестная подпольная журналистика, а устный анекдот, тот самый фольклор, который не увядал на Руси еще с незапамятных времен скоморохов.
Рассказчики анекдотов (устный самиздат) карались по 58-й статье (какое великолепное почтение к слову демонстрировало тем самым государство, провозгласившее своей идеологией материализм!). Блестящая традиция советского политического анекдота постепенно угасала с ослаблением цензурного режима. В последние сталинские годы начали появляться тайные рукописи — не сгоревшие в столах, они начали очень осторожно ходить по дружеским рукам; по большей части это были тексты художественные и мемуарные. Массовый же самиздат, как и неподцензурная журналистика, возникли в «вегетарианский» период хрущевской оттепели.
Почвой для самиздата вообще и для политической периодики в частности стала продолжавшаяся государственная политика «жизни по лжи»: практика запретов, сокрытия правды, фальсификации информации, жесткая цензура. Одним из первых (но вовсе не самым первым, не определяющим) толчков для неподцензурной публикации и распространения текстов стал знаменитый «закрытый» доклад Н.С.Хрущева на XX съезде КПСС. Допущенные к прослушиванию идеологически Зрелые члены КПСС и ВЛКСМ должны были донести до беспартийных смягченную информацию, дабы не тревожить душ идейно несовершеннолетних.
Эта двойственность существования доклада вызвала всплеск бесцензурных публикаций: варианты его вскоре начали ходить по рукам в самодеятельном машинописном воспроизведении. Интересно, что в официальном издании доклад Хрущева появился лишь в годы перестройки.
Интересно, что самые первые образцы самиздата были литературными, а не политическими. Они появились в Ленинграде, в студенческой среде: в Химикотехнологическом институте в 1956 г. вышел первый номер газеты «Культура» со стихами Евгения Рейна, Дмитрия Бобышева, Анатолия Наймана. Формально кустарная издательская деятельность не противоречила существующему Закону о печати. Но через пару недель грянули венгерские события, и бдительность компетентных органов резко возросла.
Редколлегия «Культуры», как и филфаковского «Голубого бутона», была разогнана, а автор самоизданного трактата «Status Quo» М.Молоствов отдан под суд. По имеющейся информации, это было первое дело о литературном самиздате.
Но традиция зародилась. На протяжении почти четырех самиздатовских десятилетий Ленинград оставался в значительной степени ориентирован на литературную, философскую, религиозную неподцензурную журналистику (в те годы в Ленинграде существовали, например, самиздатовские литературные журналы «Сфинксы», «Ересь»), в то время как в Москве больше было журналов политических, правозащитных.
Впрочем, первый из известных общественно-политический бюллетень («Информация» Револьта Пименова) вышел всё же в Питере — в том же 1956 г. Редактор, успев выпустить 10 номеров, был арестован и осужден по статье 58–10 УК РСФСР («пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений… а равно распространение, или изготовление, или хранение литературы того же содержания»).
В общем, перо вполне было приравнено к штыку, как и предрекал поэт революции.
Московский журнальный самиздат начался в 1959 г. с появлением «Синтаксиса» Александра Гинзбурга. Это был поэтический журнал — в каждом номере стихи десятка поэтов. «Я понял — для понимания сегодняшнего дня еще не подходят ни журналистские изыски, ни знакомая нам философия, нужен гораздо более тонкий и точный механизм, — вспоминал Гинзбург через много лет. — А таким механизмом именно в это время была поэзия»…
«Синтаксису» довелось открыть такие имена, как Булат Окуджава, Иосиф Бродский, Генрих Сапгир, Белла Ахмадулина. За полгода вышли три номера (два представляли московских поэтов, один — ленинградских). Затем Гинзбург отправился в лагерь, поступив туда 12 апреля 1961 г., в день космического триумфа СССР. Через два года, вернувшись, он увидел, что его «арест никого не напугал. Появилось еще несколько, до десятка разных самиздатских журналов. Появилось само слово самиздат, которого в "синтаксисовские" времена еще не было».
С середины 1960-х гг. слово появилось и в официальном лексиконе рапортов служб госбезопасности.
Впоследствии преемником имени этого журнала станет «Синтаксис» парижский, родившийся под редакцией А.Синявского в 1978 г.; первые 4 номера нового журнала были посвящены Гинзбургу и его изданию.
Осень 1965 года. Первое громкое дело по тамиздату… (Его историю, тесно связанную с развитием самиздата внутри нашей страны, мы здесь будем рассматривать лишь вскользь — это особая большая тема.)
В авторах вышедших в Польше и во Франции текстов, подписанных Абрам Терц и Николай Аржак, бдительные охранители идеологии опознали сотрудника ИМЛИ Андрея Синявского и писателя Юлия Даниэля. Закордонные публикации вменили им в вину, и 13 февраля 1966 г. Верховный суд РСФСР выносит приговор по статье 70-прим УК РСФСР («антисоветская пропаганда и агитация»): Синявскому — 7 лет, Даниэлю — 5 лет лагерей строгого режима.
Юлий Даниэль
Собрав к декабрю 1966 г. материалы процесса и публикации советских газет, истерически его комментировавших, письма в защиту осужденных, А.Гинзбург выпускает в самиздате — «Белую книгу о деле Синявского и Даниэля». «Один из напечатанных на машинке экземпляров, один из десяти, я своими руками отнес в КГБ. Отнес и сказал: вот вы писателей посадили, а я вот книжку сделал. По-моему, вы их должны выпустить, а иначе мне придется эту книжку печатать».
После выхода «Белой книги» на Западе Гинзбург, естественно, был арестован и осужден — как и многие близкие к нему люди. Александр Гинзбург — 5 лет лагерей строгого режима, рабочий Алексей Добровольский — 2 года, машинистка Вера Пашкова — 1 год. Всем подсудимым инкриминировали «связь с заграницей».
Андреи Синявский
В 1966 г. вместе с А.Гинзбургом по этапу отправился и поэт Юрий Галансков — издатель литературного журнала «Феникс», один из самых ярких участников чтений на площади Маяковского (подробнее см.: Поликовская Л. «Мы предчувствие, предтеча…». Площадь Маяковского, 1958–1965 гг. М., 1997). Если первый «Феникс» (1961) был чисто литературным, то во втором нашли себе место статья А.Синявского «Что такое соцреализм», публикации о демократии и пацифизме.
Таким образом, деятельность первых неподцензурных издателей — по крайней мере, самых заметных из них — была не политической, а гуманитарной и имела отношение к эмансипации личности, к внутренней свободе человека, а не к борьбе за власть. Не представляя прямой угрозы основам государства, эти издания разрывали круговую поруку лжи и непоправимо для идеологии утверждали свободу мысли.
Режим реагировал очень резко; противостояние государственной машины и очень небольших групп инакомыслящих способствовало формированию слоя непокорных.
В первые годы существования самиздата определились и другие его характерные черты: социальная ограниченность аудитории и связь с западными правозащитными и литературными кругами, придававшая происходящему международный резонанс и больно ударявшая по стремлению властей «сохранить лицо» для внешнего зрителя.
Год 50-летия советской власти был отмечен обращением А.Солженицына к к IV съезду Союза советских писателей; писатель отстаивал право на свободное творчество.
Анатолий Марченко, освободившись из мордовских лагерей, писал: «Мои показания» — первое свидетельство о политических лагерях в СССР послесталинской эпохи.
В 1968 г. в самиздате появляется статья академика А.Д.Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном существовании и интеллектуальной свободе», сборник «14 последних слов» (речи подсудимых на политических процессах, выпущен Юлиусом Телесиным). В Ленинграде выходят два номера информационно-политического журнала «Колокол» (его редакторы В.Ромкин и С.Хахаев арестованы и осуждены в том же году).