Я тщательно побрился, вымыл голову, переоделся с головы до ног. В спортивном стиле: бежевая полотняная куртка, коричневые мокасины.
Не торопясь, спустился по лестнице. На моем почтовом ящике красовалась вечная надпись "Смерть шпикам!", которую я даже не трудился стирать, плевал я на это.
Погода наконец решила разгуляться. Стало потеплее, и небо почти расчистилось. Я спустился в метро. С газетенкой под мышкой — чтобы избавиться от одолевшей меня хандры.
ПОЛИЦИЯ НЕ В НАСТРОЕНИИ — гласил жирный заголовок во "Франссуар". Но сама статейка даже на пять столбцов не потянула. Похоже, что у леди Ди[18] неприятности были посерьезнее наших. Ее сынок заболел краснухой.
Сообщение о дурном настроении нашего Большого Дома не содержало для меня ничего нового. Расследование продвигалось, хоть и медленно; секрет фирмы держался за семью печатями. Этот факт, по всей видимости, сильно раздражал автора статьи, и он задавался вопросом, не пытаются ли власти замять дело и скрыть правду от народа. Пусть бы спросил меня — я ответил бы ему утвердительно.
Я вышел у Военного училища, солнце весело рассыпало золотистые "зайчики" на его старых тесаных камнях. Меня охватило поэтическое, почти радостное настроение. Хотя, казалось бы, с чего вдруг? Ликовать было не с чего.
Я прошел по Ла-Мот Пике, держась левой стороны, до угла улицы Дювивье. Мне необходимо было разобраться в этом деле. Просто необходимо.
Заброшенное здание стояло в том же виде, что и несколько дней назад. Мерзость запустения. Но теперь меня интересовал не этот дом. А тот, что напротив. Незаметно — а это было здесь нетрудно — я вошел в подворотню. И на цыпочках подкрался к двери консьержа. Прочтя имя, криво написанное на клочке школьной бумаги, я столь же скромно удалился. Альбер Манович.
Я снова вышел на Ла-Мот Пике в поисках телефонной будки. Теперь их в Париже великое множество. Но почти все они не действуют по причине "актов вандализма и хулиганства". Я, конечно, хотел слишком многого, отыскивая будку с исправным телефоном и со справочником. Но мне пришлось смириться с фактом: таковой не оказалось. И я решил зайти в бистро.
Там я полистал справочник с разделами по улицам и быстренько нашел телефон Мановича. Набрал номер, мне тотчас же ответили.
Я заговорил как можно более безликим голосом:
— Месье Манович?
— Да, это я.
— Не могли бы мы сейчас встретиться по делу, касающемуся вас? Вы ведь понимаете, что я имею в виду?
На том конце провода кашлянули.
— Ну так как, месье Манович? — переспросил я порезче.
— Не понимаю, о чем вы хотите говорить со мной…
У него был надтреснутый, дребезжащий старческий голос.
— Прекрасно вы все понимаете. Давайте так: через пять минут в кафе на углу улицы Гренель. И учтите: за вами ведется наблюдение. Поэтому я очень не советую пользоваться телефоном.
— Хорошо, иду, — испуганно пробормотал старичок.
Я опять вернулся на угол Дювивье, чтобы подстеречь его, и пару минут спустя увидел на пороге дома скрюченный силуэт.
Он был еще дряхлее, чем я думал. Прямо труп ходячий. И, однако, меня поразила сравнительная живость его походки. Он передвигался на удивление быстро, но это совсем не казалось смешным, особенно при взгляде на такую развалину.
Я шел метрах в десяти позади него. Он не осторожничал, ни разу не оглянулся. Я думаю, его спинные позвонки не позволяли ему подобного маневра. Чтобы поглядеть назад, ему, наверное, потребовалось бы совершить полуоборот всем телом сразу.
Он вошел в кафе, и тут я увидел его обеспокоенное лицо. Уселся он на террасе. Других клиентов там не было. Пройдя за его спиной, я опустился на соседний стул. Он не заметил моего присутствия, и мне пришлось тронуть его за руку, чтобы обнаружить себя. Он подпрыгнул так, словно его ужалила оса. То, что я издали принял за легкое беспокойство, вблизи оказалось настоящей паникой. Руки у него тряслись, и тряслись явно не только от старости. Это был ужас, в чистом виде ужас, — зрелище отвратительное. Оно доставило мне большое удовольствие. Такое большое, что я даже постарался заговорить с ним как можно мягче. Он едва осмеливался взглянуть на меня.
— Ну так как, месье Манович, вы догадываетесь, почему я решил с вами повидаться?
Он съежился на своем стуле и еле слышно пробормотал:
— Что-что? Извините, я не расслышал, что вы сказали. Говорите погромче, прошу вас.