Я даже никак не мог разобраться, одобряю ли расправу над теми троими или осуждаю ее. Сильно ли она ошеломила меня? Нет, не сказать, чтобы сильно. Парни получили то, чего заслуживали. Правда, меня всегда учили, что вершить суд самому нельзя, и потому инициатива Бертье вызывала сильные сомнения. Конечно, это было его личное дело. Предположим, что так. Но для меня вопрос состоял в следующем: смогу ли я жить дальше, молча подчиняясь приказам такого начальника.
И еще одно грызло меня: как случилось, что безвестный полицейский Люсьен Ноблар смог докопаться до истины, тогда как суперсыщики из уголовки споткнулись на этом деле? Почему старик согласился рассказать обо всем, что видел, сперва Бертье, потом мне и держал язык за зубами перед следователями уголовной полиции со всеми их официальными полномочиями и удостоверениями? Что-то здесь не вязалось. Мне становилось не по себе при мысли о том, что расследованием руководили сверху, с тайным намерением погасить, замять дело, не дать ему "разойтись кругами". "Полиция не в настроении…" Который раз появлялся в газетах подобный заголовок! И сколько раз поднявшийся было гнев утихал так же быстро, как возникал. Перед страхом административной кары. Перед грозно насупленными бровями министра.
А может, мне просто повезло, что я застукал Бертье, когда он входил к консьержу? Дело случая… Я решил держаться такой версии. Чтобы не задавать себе более серьезных вопросов. Куда более серьезных, чем первый, на который я так и не нашел ответа: как мне теперь вести себя? Молчать или донести на своего капрала?
Не следовало также забывать и о телефонном звонке из "Мести". Угроза была вполне реальной и прозвучала недвусмысленно. Не будучи героем, я принял решение молчать, заткнуться, коль скоро от меня этого требуют. А там посмотрим.
Я встал, чтобы глянуть на кухонные стенные часы. И заодно убрать паштет и сыр, которые так и валялись с вечера на столе в пластиковом мешке, принесенном Бенаром. Они еще вроде бы не успели испортиться. Я соорудил себе сандвич и разлегся на постели перед телевизором. Так я провел остаток дня. Попивая пиво.
К вечеру, вконец насладившись радостями передачи для детей, я позвонил Кларе. Судя по ее реакции, она обрадовалась мне и пригласила к себе в гости.
Я провел у нее всю ночь. Без особых происшествий.
Я не был в комиссариате уже два дня. А казалось, много месяцев. И в самом деле: обстановка изменилась до неузнаваемости. Ребята здорово злились. И не только на меня. Подозрительность, смешанная с глухим гневом, прямо-таки носилась в воздухе. Профсоюзы вывесили плакаты о "Мести за полицию" с заявлением, что сурово осуждают ее деятельность. Правда, и в нем сквозил намек на то, что опасности, которым подвергается полиция, могут объяснить, если не извинить, подобную реакцию. Короче говоря, все нужно было менять в корне!
Утром я не встретил Брюна на обычном месте, между станцией метро и комиссариатом. Он в отпуске, сообщили мне позже. Мне было не по себе от предстоящей встречи с Бертье. Но я не хотел, чтобы хоть кто-нибудь, включая и его самого, заподозрил это. Вот почему я, как обычно, отправился к кофейному автомату.
Следуя привычке, Бертье заловил меня там, и я протянул ему франк пятьдесят еще до того, как он открыл рот. Мы молча пили кофе, и я чувствовал на себе его взгляд. Вопросительный. Даже обеспокоенный. Или, может, мне уже чудилось невесть что.
В тот момент, когда я меньше всего ожидал этого, он быстро придвинулся ко мне.
— Ну как, полегчало? — спросил он мягким, доселе незнакомым мне голосом.
Я вздрогнул.
— Ну… да. А с чего вы взяли, что у меня не ладится?
Я едва ли не заикался. И от неожиданности голос мой истерически зазвенел. Я потерял контроль над собой.
Он вперился в меня своими бычьими глазищами, и я закашлял, чтобы скрыть охватившую меня панику.
— Что, простудился?
Он еще и потешался надо мной, толстый боров!
— Ага, простудился… Погода-то меняется все время, прямо не знаешь, как одеваться…
Разговор становился слишком напряженным, слишком многозначительным. Я побоялся сорваться. И встал, чтобы положить конец своим мучениям.
— Будьте очень осторожны, Ноблар, — посоветовал Бертье, — одевайтесь потеплее. Не хватало еще вам подцепить какую-нибудь хворь…
В его глазах горел недобрый огонек. И мне уже не казалось, что это плод моей фантазии. Внезапно меня охватил страх; я собрался было уйти, проделав это как можно незаметнее, но Бертье цепко схватил меня за плечо. Я почувствовал на лице его дыхание.