Хойман вздохнул, взглянул на Ваню, стоявшего перед ним, их глаза встретились. На мгновение напряжение в кабинете немного спало. Хойман и Ваня точно договорились взглядом; оба чуть расслабились. И все же Ваня никак не мог избавиться от неуверенности, удивительной для столь высокого полицейского чина…
— Что касается премии, — тяжело проронил Хойман, слова падали, точно гири, — пусть этим займется специальная комиссия. Пусть разделят поровну. Естественно, трудно будет выдать награду криминальным элементам, которых мы вдобавок разыскиваем. Решение примут правоведы.
— Предварительное заключение комиссии имеется, — тихо промолвил Ваня. — Комиссия исходила из того, что премия назначена за определенную услугу. Цель достигнута, и нигде не записано, кому не разрешается выдача вознаграждения. Невозможно юридически обосновать отказ в выдаче денег, — докончил Ваня чуть ли не страдальчески.
— Пусть выдают, — согласился Хойман. — Пусть поместят им деньги хоть в Государственный банк. Но сперва они отсидят. У Рааба на счету три ограбления и мошенничество. Не можем же мы за помощь освобождать от наказания. То же относится и к остальной братии. — Помолчав, он отчеканил: — Всякое преступление должно быть наказано.
Хойман опустил голову, лицо его потемнело, в кабинете воцарилась такая тяжелая тишина, какой, возможно, никогда еще не бывало во всем здании Полицейского управления.
— Принесите, пожалуйста, оружие, — после долгой паузы, будто с трудом стряхнув с себя дурной сон, проговорил Хойман.
Ваня молча направился к выходу. Хойман хмуро смотрел ему вслед. Когда дверь захлопнулась, Хойман снова устремил взгляд в чистое лазурное небо. Солнце укатилось вправо, за противоположную стену, косые палящие лучи проникали в кабинет. Хойман отвернулся от окна и со вздохом, словно возвращаясь в кромешную тьму, склонился над столом, где лежали фотокопии и некий список.
Он медленно и осторожно, точно пересиливая себя, поочередно брал в руки снимки, как будто они были пропитаны ядом, рассматривал помертвевшими глазами и с трудом вчитывался в некий документ. Если бы сюда заглянул камердинер, он не узнал бы Хоймана…
На первом снимке, цветном, увеличенные волокна. Темно-зеленые, неровно оборванные, точно ресницы или тонкие стебли растений на белом фоне. На втором — билет метро, проданный в предместье Милленшумм. Куда взят билет и кто его купил — неизвестно. На билете стоит лишь число: 22 декабря. Третий снимок поразил его как удар грома и молнии, призрак, кошмар — Хойман обессиленно выпустил его из рук. На снимке были увеличенные отпечатки пальцев Бернарда Растера, Дессеффи и — полковника Зайбта.
Хойман подпер голову ладонью, а другой рукой потянулся за четвертым снимком — увеличенным оттиском пальцев, обозначенных “Х-1”. На пятом — оттиски лишь указательного и среднего пальцев. К снимку приложен листок со штампом “Отдел идентификации при Центральной дактилоскопической станции”, поверх штампа запись карандашом: “Оттиск указательного и среднего пальцев правой руки соответствует приложенному материалу”.
В списке были перечислены имена и суммы из назначенной за поимку преступника награды.
Советник Хойман с отвращением просмотрел список, вздохнул и задумался. Выдвинул ящик стола, достал папку и еще какие-то предметы.
Очки в широкой черной оправе с обычными стеклами, такие надевают артисты, черные накладные усы — продаются в любом игрушечном магазине. Усы повреждены, оправа очков сделана из материала, на котором отлично видны отпечатки пальцев. Папка помечена: “Анатоль Брикциус”. Хойман смотрел на все эти вещи с тем же мрачным, холодным лицом, непроницаемым, как маска смерти. Потом он с усилием обратил свой взгляд к небу и сидел так, пока в дверь снова не постучали.