— Нет у тебя нескольких дней, — вскипела Мира. — Как ты не понимаешь?
— Просто уходи.
Мира была вне себя. Как она могла оставаться в стороне, если эти двое пришли за Тони? Если они собираются его убить?
Некоторое время она размышляла, не попросить ли Пита вмешаться. Он был хорошим полицейским. Мира надеялась, что он поможет, несмотря на ревность. Однако когда девушка позвонила шерифу, тот проявил очень мало сочувствия.
— Я не могу действовать, исходя из твоих подозрений, — заявил Пит. — Даже если они Касадорес — в чем лично я сомневаюсь, — им придется сотворить с твоим дружком что-нибудь противозаконное, прежде чем я смогу вмешаться.
— О, ты был бы не против, не сомневаюсь, — прошипела Мира.
Ей не требовалось видеть лицо шерифа, чтобы понять, как эти слова его разозлили.
— Дело тут не в нас с тобой, Мира, — ответил он с деланным спокойствием, а секундой позже перешел на тот фальшивый приторно-сочувственный тон, который она искренне ненавидела: — Я просто хочу защитить тебя. Хорошо, я зайду на склад, чтобы убедиться, что с Тони все в порядке.
Когда Мира ничего не ответила, он добавил:
— Будет лучше, если ты не станешь в это вмешиваться, дорогая. Я не хочу, чтобы ты пострадала.
Миру взбесила эта снисходительная болтовня — сначала в исполнении Тони, а теперь и Пита — и она бросила трубку. Понятно, что Пит и не думал помогать. Но она не собиралась оставаться в стороне — она должна была хоть что-то предпринять!
Затем Мира вспомнила о дробовике. Майк хранил его под прилавком. Она не слишком разбиралась в огнестрельном оружии, однако помнила, что из дробовика не обязательно точно целиться. Может, выстрелом из ружья она сумеет отпугнуть Касадорес или предупредить Тони, чтобы он успел передумать, сбежать, скрыться и избежать тех последствий, от которых с таким ослиным упрямством не желал уклоняться.
Выйдя из закусочной, Мира вскорости обнаружила, что обмотанный полотенцами дробовик нести тяжело и неудобно и что он постоянно норовит выскользнуть из рук. Девушка проверила оба ствола, убедившись, что ружье заряжено, и запихнула в карман пальто несколько дополнительных патронов из коробки Майка.
Она знала, что в это время Тони все еще работает на складе, поэтому направилась туда. Там валялось достаточно автомобильных остовов, чтобы найти укромное местечко для наблюдения.
Патрульной машины рядом со складом она не заметила, так что Пит, скорей всего, наврал, когда обещал приглядеть за Тони.
С дальнего конца склада доносился металлический лязг дробилки Тони, а справа грохотал пресс. В этом шуме тонули все прочие звуки. Мира огляделась, высматривая Касадорес.
Где же они? Может, она ошиблась?
Тени по-вечернему удлинились. Грохот пресса стих, но дробилка продолжала скрежетать. От этого воя заломило зубы.
Справа Мире почудилось какое-то движение. Оглянувшись, она заметила бурую униформу Пита и почувствовала облегчение: в кои-то веки шериф собирался выполнить обещание. Может, она все-таки слишком плохо о нем думала.
Пит направился к дробилке, очевидно, не замечая, что за ним наблюдают. И тут Мира увидела, как Касадорес — Чак и Фред — входят в ворота склада. В руках у них были винтовки. Если Пит не будет осторожен, то окажется прямо между ними и машиной Тони.
Мира подняла дробовик и положила палец на спусковые крючки. Дать предупреждающий выстрел? Но когда и кого она этим предупредит?
Лязг дробилки внезапно смолк. Тони выбрался из здоровенной машины и вытер покрытые шрамами руки замасленной тряпкой. Затем он заметил Пита и замер.
— Явился за реваншем, Пит?
Шериф немедленно взвился.
— Ты мерзкий ублюдок! — рявкнул он. — Надо было посадить всех вас, чертовых убийц, за решетку, вместо того чтобы позволить безнаказанно разгуливать на свободе. Я велел тебе держаться подальше от Миры.
— Ну, это уж ей решать, так ведь?
Мира подобралась ближе, чтобы лучше слышать. Что там происходит? Неужели все дело в том, что Пит ревнует?
Пит явно пытался довести себя до белого каления.
— Я знаю, что вы делали на войне! Все вы! Они не могли скрыть преступления солдат, учитывая, что все отчеты проходили через меня. Может, амнистия и предполагает забвение, но она не означает, что мы должны кого-то прощать. Некоторые вещи невозможно забыть, пока о них помнит хотя бы один человек.
— Я согласен, — покачал головой Тони. — В конце каждого предложения должна быть точка, Пит.
Мира задержала дыхание. Тони говорил это раньше. Может, в его словах есть какой-то дополнительный смысл?