— Я вытащу тебя отсюда.
— Боже правый, Элли. Мне колют морфий! Даже не думай вмешиваться.
— Не смешно. Расскажи о диагнозе подробнее.
— Гарантированная и долгожданная смерть. Похороны в океане. На освободившееся место придет молодежь, которой жить в радость.
— Ты поправишься.
Ее отец говорит мягко:
— Это хоспис. Четыре дня дозированного милосердия. Они знают, как его распределять. Никаких шприцов, трубок, аппаратов. Я проскочил эту стадию. Видимо, я заполучил то, что имею, давным-давно, когда мучал морских зверюшек вместо того, чтобы поехать домой к тебе. Все по-честному.
— По-честному? Я скучала по тебе, папа, само собой. Ты был мне нужен. Но все это не имеет отношения к тому, что ты решил умереть. Как тебя лечили?
Он пожимает плечами.
— Две инфузии в прошлом месяце. Стандартный набор. Не сработало.
— Ты не звонил.
Он говорит медленно, как если бы общался с ребенком, равно подчеркивая каждое слово.
— Я просто не хотел звонить.
Она осознает все разом: и его ужасное упрямство, и свое собственное. И открывает телефон.
— Что ты делаешь?
— Вызывают «скорую».
— Элли, Элли. Никто не станет за это платить. И куда, ты думаешь, они меня отвезут?
— В инфузионную клинику. Я заплачу.
— Даже у тебя нет таких денег.
— Мне тут предложили новую работу. Я о тебе позабочусь. Продам квартиру — она стоит немало. Мы сможем жить со столетками — красивый дом, интересные люди. Тебе понравится…
— Не решай за меня.
Она замечает, что его лоб блестит от пота. Ей немножко стыдно, но недостаточно, чтобы она остановилась. Она кричит:
— Ты старый дурак!
Он улыбается.
— Надеюсь. — Машет рукой. — Не обращайте внимания, это всего лишь моя дочь.
Болтовня возобновляется. Он спокойно продолжает:
— Элли, ты можешь думать, что я тебя не знаю, но это не так. Помнишь лето после колледжа, когда ты жила у меня и думала, чем бы тебе заняться? Да, мы были вместе недолго, но я знаю тебя как себя. — Он умолкает, чтобы сделать вдох. — Ты должна делать то, что тебя трогает, а трогает тебя твоя работа. Нынешняя работа. Что бы ты ни делала, каким бы диким мне все это ни казалось, у тебя получается. Не надо жертвовать работой ради меня. Я этого не хочу. Во-вторых… не перебивай, я быстро устаю. Я прожил прекрасную жизнь. Несмотря на нашу… трагедию. Я хочу жить только на моей лодке. Если ты сделаешь что-то без моего согласия, я никогда тебя не прощу. Я серьезно. И я не желаю снова испытать боль, пытавшую меня последние полгода.
— Я не дам тебе испытать эту боль! — К своему изумлению, Элли плачет. — Ты скрывал от меня свою болезнь. Ты не хотел, чтобы я тебе помогала. Зачем мне вообще жить, если я не могу помочь собственному отцу? Ты скорее умрешь, чем примешь мою помощь.
Она падает на кровать, прячет лицо, рыдает.
— Элли, посмотри на меня.
Она вытирает слезы его рукавом.
— Прости.
— Не надо. Последний раз я видел тебя плачущей, когда умерла твоя мать.
— Ты много чего пропустил. Праздники. Дни рождения. — Она слышит в своем голосе себя, но десятилетнюю: две недели с отцом на море, раз в году, и вот они снова заканчиваются.
— Честный удар. — Он делает паузу. — Все кончено. Океаны загрязнены, их не очистишь.
— Ты можешь помочь их восстановить! Ты…
— Это место, которое тебя так ужасает, — оно такое же, как все остальные. Другие даже хуже. Я ездил по миру. Сделал что мог. Я горжусь тем, что в мою честь назвали червя. — Он вздыхает, кашляет, смотрит Элли в глаза. — Я горжусь тобой. Твоя мать тоже тобой гордилась бы. — Еще одна долгая пауза; она ищет бумажный платок, высмаркивается, вытирает лицо. — Ты можешь кое-что для меня сделать.
— Что?
— Давай переместим вечеринку на мой корабль. Меня похитили. Я не хочу умирать здесь. Прикажи кому-нибудь привезти в док фортепиано — ты сможешь сыграть мне на прощание. Я не слышал, как ты играешь, уже очень, очень давно. Для меня это и есть рай. Я всегда вспоминаю, как первый раз нырял с аквалангом.
— Но…
— Это все, чего я от тебя хочу. Нам не вернуть растраченные мной годы. Выполни мою просьбу, пожалуйста.
Она ждет, пока застарелый гнев, застарелая ярость забурлит и сойдет на нет. Ее рука тянется к телефону, потом замирает. Ты же знаешь толк в импровизации.
Вместо звонка в «скорую» — воспоминание, одно из множества, которое она держала в себе все эти годы, отказываясь отпускать. Она знает, что всплыть воспоминанию позволила новая инфузия, но от этого оно не становится менее ценным.