Моя любимая «темная» забегаловка располагалась внизу, на Бруклин-стрит. В этом месяце ее владельцем был парень по имени Бад. Стекла в витрине затемнены, никаких вывесок над входом, но все знали, что там такое. Местечко оказалось забито до отказа, так что у меня ушло пять минут на то, чтобы купить яблочный пончик и выбраться наружу.
Я потопал обратно вверх, мимо железнодорожной станции. Пока я ждал на углу, мимо прокатилась сцепка из четырех вагонов. Потом я поднялся на холм, миновал здание муниципалитета и вышел на Парк-стрит и к самому парку Толкотт.
К тому времени когда я добрался до парка, с меня градом тек пот, хотя стояло прохладное сентябрьское утро. Мне пока что не стукнуло тридцати пяти, но Роквилл построен на склоне хребта, поднимающегося по восточной стороне долины реки Коннектикут. Единственный ровный участок в городе находится внизу, у железнодорожной станции.
В парке было многолюдно, но терпимо. Пары с детьми. Молодые люди с собаками. Малыши с няньками. А в одном из закутков группа подростков репетировала сцену дуэли из «Ромео и Джульетты». Меркуцио только что насадили на шпагу, и он произносил свое знаменитое «не так глубока, как колодезь». Когда я пошел в старшие классы, на Бродвее все еще ставили большие мюзиклы. К тому времени когда я закончил школу, повсюду остался один Шекспир. Думаю, это имеет прямое отношение к приложению «Бард». Намного легче играть в пьесе, когда кто-то нашептывает строчки в твой головной обруч.
Мой пункт назначения находился всего в квартале за парком. И всю свою жизнь я смотрел на него сверху. Из своей комнаты в башне за рядами крыш и верхушками деревьев в парке я видел просторный кирпичный особняк на холме, с высокими стенами, остроконечной крышей и узкими каминными трубами. И никогда не предполагал, что меня пригласят внутрь.
Табличка на низком и длинном здании у въезда в имение гласила «Каретный двор», но, похоже, он был перестроен в гараж. За ним виднелась широкая, заброшенного вида стоянка, поднимавшаяся к самому дому. Здесь не было ни охранников, ни запертых ворот, так что я прошел мимо и пересек стоянку.
За домом склон холма поддерживала длинная кирпичная стенка. За железными воротами на холм поднималась лестница, но наверху она была перегорожена. Судя по всему, несколько десятков лет назад.
Сам особняк представлял собой длинный прямоугольник, а краснокирпичную кладку, похоже, недавно отмыли. Окна обрамляли белые строгие колоны. От входных дверей я видел в дальнем конце площадки ухоженный сад, примыкавший к стене, с большими клумбами вдоль дорожки.
Я долго оглядывал дом и сад, восхищаясь планировкой, но в конце концов нажал кнопку дверного звонка на высоких парадных дверях.
Женщина, ответившая на звонок, оказалась очень высокой — намного выше меня, хоть я отнюдь не коротышка, — и широкоплечей. На ней была серая форменная одежда, стеганая шелковая куртка и бэджик с именем «Эбигейл». Черты чуть азиатские — может, наполовину китаянка. Глаза женщины были красными, а лицо опухшим, словно она недавно плакала.
— Я могу вам чем-то помочь?
— Меня пригласил судья Адамс, — пояснил я, вытаскивая из кармана напечатанное на бумаге приглашение и протягивая ей.
— Здесь говорится, что вы его родственник, — заметила женщина.
— Да, так здесь говорится, — отозвался я.
Она оглядела меня с ног до головы, а затем шагнула назад, пропуская в прихожую.
— Ждите здесь, — сказала она и удалилась в дверь, находившуюся в дальнем конце этого помещения с высоким потолком.
На одном конце прихожей спиралью поднималась вверх широкая лестница, ведущая на огороженный перилами балкон. Стены были выкрашены в темно-пурпурный цвет. Где-то на полпути к верхней площадке лестницы, посреди полукруглой стены, висела небольшая картина ручной работы: кентавр, несущий на спине похищенную нимфу.
Спустя несколько минут дверь открылась и показалась новая девушка. Эта была невысокого роста, с острым лицом и темными курчавыми волосами, в бледно-лиловой курточке с розовыми кружевными эполетами на плечах. На ее именной табличке значилось «Гэби».
— Простите за Эбигейл. Мы все еще немного не в себе, после того что случилось с Бонни, а Эбигейл была ее сиделкой. Идемте со мной, — сказала она. — Судья Адамс вас ожидает.
Она провела меня по короткому коридору в просторную комнату со стенами, покрытыми странно шероховатой отделкой. Остановившись, я пощупал ближайшую стену.
— Это кожаная обивка, — пояснила девушка и поманила меня рукой.