Выбрать главу

– Ну ладно, старина, ты не знал этих нюансов. Я тебя прощаю. Но учти впредь, что нет ничего омерзительнее торчащей из-под гребёнки окровавленной головы с оторванной нижней челюстью. Или же…

Этого ветеран в роговых очках уже не в силах был вынести. Он вырвался от меня. И с диким воем полным ужаса, бросился наутёк. «Бедняга, теперь всю оставшуюся жизнь от эскалатора шарахаться будет».

Пришла подмена. Я поднялся наверх в комнатушку, заварил чая и присел в уголок ждать пока остынет. Дверь открылась и зашла Фроловна. Она поставила швабру в угол и сообщила, что состав № 17, шедший по второму пути, (ох, уж мне этот «семнадцатый»!) опять порубил какого-то ротозея в мелкий шницель.

– Хочешь посмотреть? – спросила Фроловна.

Мы спустились на платформу. На втором пути уже столпилась куча народу. Глядя на творение «семнадцатого», я с удовольствием причмокнул: «Держит марку, мать его так!» Машинист был безутешен. Он рыдал как ребёнок, злобно плевался, скрипя зубами, и крыл трёхэтажным матом свой состав и четырёхэтажным – своего бригадира.

Его можно было понять – потерпевший, мягко говоря, не отделался лёгким испугом. Чего стоили одни лишь мозги, размазанные по задней стене аж на пол-станции. Вообще самым большим куском, оставшимся от потерпевшего, была голова, да и та расколотая. Всё остальное было аккуратно и добротно порублено тяжёлыми колёсами, как в хорошей мясорубке.

– Ну надо же – сволочь! – прошептал кто-то из наших, – шестой с начала квартала, и опять у нас! Других станций что ли нет?!

Глядя на валявшуюся внизу между рельсов голову с выдавленными глазами, Фроловна, вдруг неизвестно к чему, ляпнула:

– Знать, судьба ему такая… отмаялся бедолага!..

– Господи! Да вызовите мне скорую! – истошно завопил кто-то.

Машинист сразу же перестал плакать и жизнерадостно разразился истерическим хохотом. Фроловна внезапно от глубоких раздумий вернулась к суровой реальности:

– Вот ведь, едрёна корень! – проворчала она демонстративно, – А я убирай весь этот фаршмак!

И она сердито пнула валявшиеся рядом очки в чёрной роговой оправе, которые выбросило из-под колёс на платформу от удара.

Урбанистические зарисовки
№ 1

– Видишь, дочка, как оно! – Древняя старуха жаловалась случайной собеседнице на свою тяжкую жизнь. – Совсем я старая стала, еле ноги двигаю.

Я стоял к ним спиной, лицом к двери и слушал разговор в пол-уха.

– Захочешь вот яблочков, а сходить-то и некому. Самой приходится… До магазина дойтить – и то трудность великая. Не старей, дочка. Нету ничего хуже старости. Как почуешь, что вот, уже скоро, наступает она – сразу уходи, дочка, не живи дольше.

На следующей остановке я вышел.

Старуха, кряхтя, вылезла вслед за мной. А перейдя через дорогу и оказавшись на другой стороне, я услышал за спиной резкий визг тормозов, глухой удар и хруст костей.

Не обернулся я.

№ 2

– Нечего тут под окнами шастать! – заорала старуха из окна второго этажа и выплеснула вниз содержимое кастрюли. Всё произошло так внезапно, что молодой парень ничего не успел сообразить. Полугодовалый щенок немецкой овчарки, обваренный крутым кипятком, дико взвыл, задёргал лапами и повалился набок.

– Развели, понимаешь, собак! Весь двор засрали!

Парень ошалело посмотрел на старуху, потом на обезумевшего от боли щенка, который лежал на боку, не в силах подняться, визжа и воя, как сотни псов…

– Ах ты… старая бл…! – парень, заливаясь слезами, бросился с кулаками на стену дома. Старуха в испуге отшатнулась от подоконника, уронила кастрюлю вниз. Но окно закрыть успела. В ту же секунду кастрюля полетела обратно в окно и, высадив оба стекла, с грохотом упала на пол старухиной квартиры. Вслед за кастрюлей в окно полетели камни. О, их было много! Описывая в воздухе аккуратную параболу, камни градом осыпали квартиру, круша, корёжа и ломая всё подряд.

Старуха забилась в угол и оттуда с ужасом смотрела на происходящее. А камни всё летели и летели. За каких-то пять минут они вдребезги разнесли всю посуду и мебель. Хлопнул кинескоп телевизора, осыпалась осколками люстра. А самый крупный и увесистый камень достиг своей главной цели.

Старческий череп не выдержал удара и раскололся пополам, как гнилой орех. Не издав ни звука, старуха повалилась на пол, усыпанный осколками битого стекла, и затихла.

Парень осторожно поднял на руки полумёртвого пса и пошёл, неизвестно куда и ничего не видя перед собой.

На полу разбитой квартиры в луже крови лежал остывающий труп старухи. Под потолком, на железном крюке чистила хоботок первая муха. А в окно всё летели и летели камни…