Автор «Демономании» Боден приводит рассказ, вполне подтверждающий этот основной принцип врачебного искусства колдунов, т. е. обязательный перенос порчи с одного существа на другое. Один орлеанский купец был испорчен, т. е. околдован; он видимо угасал, жизнь его висела на волоске. И вот он послал за колдуном. Этот кудесник объявил, что вылечить больного он может, но что для этого есть только одно средство – перенести порчу с самого купца на его сына, грудного младенца. Злополучный купец согласился на этот обмен. Но кормилица младенца, узнав, какая участь грозит ее питомцу, схватила его и скрылась с ним из дому неизвестно куда. Скрылась она как раз в тот момент, когда колдун снимал порчу с купца, который немедленно после этой операции и выздоровел. Порча снималась, сколько можно заключить из рассказов, простым прикосновением к больному, быть может, даже без произнесения при этом заклинаний. Но как только порча была снята с отца, колдун сейчас же спросил, где ребенок, чтобы передать порчу ему. Когда же ребенка не оказалось, колдун отчаянно взвыл: «Я пропал!» Тщетно прождав некоторое время и удостоверившись, наконец, что ребенка унесли и что найти его невозможно, колдун пошел домой. Но едва он вышел за дверь, как дьявол тут же его задушил, причем он мгновенно весь почернел, словно его вымазали сажею. Смерть колдуна, в том случае если он не успеет перенести порчи на другого, признавалась вещью совершенно неизбежною, засвидетельствованной множеством фактов, происходивших во время следствия и суда над колдунами и ведьмами. Так, однажды в Нанте была схвачена ведьма, только что напустившая порчу на одну из своих соседок. Чины судебного ведомства, народ бывалый и опытный, привели ведьму к порченой и приказывали ей наложить на нее руки, чтобы снять порчу. Она наотрез отказалась; когда же ее к этому принудили силою, она громко завопила о том, что она погибла. Тотчас после прикосновения ведьмы к порченой та выздоровела, а колдунья тут же растянулась на полу и умерла. Ее, однако, порядка ради все-таки сожгли.
Народная фантазия с большею охотой приписывала колдунам всевозможные подвиги совершенно беспричинной злобы, исходя, очевидно, из той мысли, что дьявол, которому колдуны служат, является артистом в полном смысле слова, придерживающимся принципа – искусство для искусства. Так, у того же Бодена сообщается такой рассказ. Один колдун связал букет из цветов, околдовал его и бросил где-то на дороге. По этой дороге проходил человек с собакою. Собака бежала впереди, перескочила через этот букет и тут же пала мертвою. После нее перешагнул через букет ее хозяин, и хотя главная сила порчи уже была снята с заколдованного букета собакою, все же и хозяин ее чувствительно пострадал: им овладел припадок страшного бешенства, от которого он едва не задохся. Опытные люди, исследовав это происшествие, живо догадались, что тут все дело в букете. Стали искать, кто его подбросил, и виновника нашли и изобличили. Притянутый к допросу, он откровенно изъяснил, что букет был околдован им в расчете на то, что его кто-нибудь поднимет. А тот, кто его поднял бы, должен был умереть как громом пораженный. Само собой разумеется, что этого букетного мастера немедленно сожгли.
Юрий Петухов
Кровавая бойня
Когда мутанта вывели, бригадный генерал Эрдхай Манун прошел в ванную комнату за раздвижной стеной-дверью и долго, с мылом и губкой отмывал руки, напевая себе под нос что-то нервно-суетное то ли из Шостаковича, то ли из Альфреда Шнитке. Он был доволен.
Довольны были и двое других из департамента сношений сообщества. Они сидели и выпивали – натуральная русская водка с черной икоркой, ломтики прозрачной лососины. Теперь все это делалось здесь, вовремя успели перевести, наладить, размножить, спасти. Да, спасти! В зоне все такое давно передохло и вывелось, в зоне были только мутанты. И вопрос надо было решать. Затяжка грозила серьезными осложнениями. Правые в парламенте и конгрессе уже в сотый раз ставили вопрос о Резервации, о спасении всех выживших, о реабилитации их в сообществе и о закрытии зоны. Допустить этого было никак нельзя! Пойти на поводу у правых, у консерваторов, означало загубить демократию и усложнить себе жизнь. Гуманизм хорош для толпы и только до определенного предела. Надо уметь жертвовать малым ради большого.