Газета «Голос Вселенной» № 15–16 (1993)
Владислав Панфилов
Эдем
«И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке; и поместил там человека, которого создал».
Я болен…
Я сошел с ума…
Я не знаю, что со мной.
Медузье тело океана. Беспощадное солнце, стягивающее кожу на черепе, сжигающее воздух для легких. Рыхлое фиолетовое небо, дрожащее мыльным пузырем.
И тоскливо падающий на бок корабль…
Мгновение времени, вздутое до Вечности, и внутри мы: маленькие, слабые, беззащитные.
Предсмертная слабость рук и ног. Невыносимое желание проснуться. Красная, липкая волна в лицо.
И внезапно, словно в детских снах, деревянный борт шлюпки.
Сладкое наползание Небытия… Откуда эта колыбельная? Чье ласковое дыхание касается моей кожи?
Райскими вратами лопнул Вселенский Пузырь!
Ом-м-м-м-м-м!
Я боюсь просыпаться. Открыть глаза – значит отдать себя на растерзание хищным, торопливым будням. Время – людоед. Оно высасывает нашу жизнь, нашу плоть, оставляя лишь отчаяние и тоску по бессмысленно прошедшим дням.
Радужные пузыри кружатся и лопаются…
Это взрываются и гаснут Мгновения Моей Жизни.
Я лечу… Серебристые облака покачиваются подо мной. Я могу нырнуть в них, могу взмыть ввысь. Но мне приятно просто парить, раскинув руки, и видеть под собой плывущие Мгновения и тосковать по каждому прошедшему и радоваться вновь родившемуся… Это не сон!
Корабль погиб и погибли люди. И я один на древней ветхой Ладье посреди бесконечного океана…
Господи-и-и…
Я спокоен.
Я помню и отчаяние, охватившее меня, и желание покинуть Ладью, чтобы умереть. Все это пропало, как только невидимая, теплая Ладонь коснулась моей головы…
Я стою и ощущаю себя скорее мачтой, нежели человеком. Мое тело не подчиняется мне. Мои ноги вросли в дно Ладьи. Но страха нет. Теплая Ладонь согревает мой затылок. Я спокоен.
Ладья мчится вперед по ровной, без единой волны, глади океана.
Судьба избрала меня! И я подчиняюсь Ей!..
Ладонь растаяла. Мое тело снова стало человеком.
Где-то далеко-далеко проплыл протяжный, словно вздох, звук: «Ом-м-м-м-м-м!» И явился Остров.
Я узнал его, как узнается давно забытое из Детства. Он являлся мне в снах. Он жил в моем воображении.
Ладья устремилась к нему, радостно поскрипывая бортами. И вскоре, уткнувшись острой мордой в песчаный берег, замерла, будто щенок, прибалдевший у ног хозяина.
Чувство ВСТРЕЧИ охватило меня. Я впился в теплую, дрожащую землю, подобно тому, как младенцем прижимался к телу Матери. Я гладил ее слабыми руками, я ненасытно целовал ее. Я растекался слезинкой по мягкой и нежной Ладони. И другая Ладонь накрыла меня. И наступила ночь…
– Спи-и-и… Спи-и-и… – тает, печальный, словно жизнь, шепот.
Розовой гладкой вошью дрожу я среди бескрайнего мира трав.
Какая сила перенесла меня сюда – спящего и беззащитного?
– Спи-и-и… Спи-и-и… – сонно покачивает ветвями склонившееся надо мною Дерево.
Ее листья превращаются в перья. Ее ветви превращаются в крылья. Огромная, многокрылая, безглазая птица кружит надо мной. Она поднимается все выше и выше, и становится все больше и больше, закрывая собой небо, и вдруг множеством снов обрушивается на меня. И я, словно в мыльной пене, утопаю в собственных сновидениях…
– Спи-и-и…
Тропа убегает вдаль, и я спешу по ней. Миллионы травинок звенят под моими ногами – это Человечество бескрайним звенящим полем окружает меня.
– Спи-и-и… Спи-и-и…
Далекое Дерево, покачиваясь, шепчет листвою, словно Мать, склонившаяся над колыбелью и ненароком задремавшая… Я устал бежать. Я устал продираться сквозь сон, как сквозь развешанное во дворе белье.
– Спи-и-и…
Безглазая птица камнем падает вниз и вновь взмывает. И падает.
И вдруг вырастает передо мной огромным вековым Деревом, теплым и добрым, как Колени Матери.
В чем я виноват?! Почему я чувствую себя блудливой собакой, вернувшейся с весеннего гона? Отчего мне хочется ползти на брюхе, скулить, вымаливать прощение? Разве может выдержать сердце такую тоску?..
Я просыпаюсь и вижу себя плачущим у черного, иссохшего от времени Дерева. И я тороплюсь рассказать Ему все. Мне грустно, что Оно – доброе и любимое – так постарело и сморщилось. Редкие седые листья, дрожащие ветви… И я отдаю Ему свое отчаяние, свою тоску, свою усталость от жизни. Я отдаю себя как болезнь.