– Пошли?
– Да погоди ты, – заорал Хенк, – дай хоть немного отдохнуть.
Он опять что-то жевал, запивал все той же желтенькой гадостью. Ел с аппетитом, за обе щеки наминал. Отрывать его от приятного занятия не хотелось. Чудовище решило, что несколько минут игры не делают.
Хреноредьев зловонно дышал Паку прямо в ухо. Буба сопел внизу, под ногами. Он все пытался вытащить изо рта кляп-сапог. Но это ему никак не удавалось. Они уже перебежали к четвертому домику. Еще через два проглядывалась спасительная чернота, там, наверное, был или глухой тупик, или же неосвещенная маленькая улочка, ведущая к окраинам городка. Во всяком случае, Буба кивал в ту сторону, пучил туда глаза. И ему верили.
– Ну чего, побежали, что ль? – предложил Пак.
– Дыхалка барахлит, едрена круговерть! – пожаловался Хреноредьев. – Да и боязно чего-то! И-ех! Хитрец, может, назад вернемся, пока не поздно, а?
Пак треснул Хреноредьева железякой.
– Сам ты – продажная шкура и агент! – сказал он зло.
Буба под ногами ожил, зашевелился, закивал. Пак выдернул у него изо рта сапог. Минуты две Буба дышал, как выброшенная на песок рыба. Потом заявил:
– Точно! Я тоже да-авненько подозревал, что подлый наймит и враг трудового народа не я, а вот этот гад! Я лишь попал под его тлетворное влияние, Хитрец! Да ты сам знаешь, я ж избранник, меня все уважали в поселке!
Пак развязал руки Чокнутому. Тот сел, прислонившись спиной к деревянному заборчику. Смотрел Буба бодро и нагловато.
Хреноредьев ему пригрозил.
– Клеветник ты и доносчик, едрена!
– Ага! Испугался!
– Да заткнитесь вы! – прекратил распрю Пак. – Тихо!
По улице шел какой-то покачивающийся турист. Пак его взял на прицел. Но стрелять не собирался, так, на всякий случай. Турист был явно навеселе. И Паку вновь вспомнился папанька. Слезы потекли изо всех четырех глаз – в темноте они поблескивали маленькими росинками. Хоть и злющий был папанька и драчун, а все-таки родней его у Пака никого на свете не было. Вот был жив папаша Пуго, Пак все ему отмстить клялся, все злил себя, разжигал… а как помер в мучениях, так стал видеться Хитрецу совсем иным, добрым и ласковым. Да что там вспоминать!
Турист прошел мимо. Стрелять не пришлось. Но почти сразу же с другого конца улицы подъехала машина. В ней сидело четверо туристов в синих форменках, с касками на головах. В руках у двоих были металлические трубки, такие как у Пака. Они поговорили с тем, который проходил мимо, отпустили. А сами встали почти напротив троицы – метров шесть разделяло их. Но машина стояла на свету, а три посельчанина затаилось во тьме.
– Все! Каюк нам! – прошептал каким-то мертвецким шепотом Буба. – Влипли! Все влипли: и враги народа и друзья… Пак, ты сам-то – друг? Или кто? Все влипли: и агенты, и диверсанты, и честные труженики!
– Не ной, едрена! – Хреноредьев зажал Бубе рот. – Цыц!
Машина стояла и, похоже, никуда не собиралась уезжать.
Туристы лениво переговаривались – двое прохаживаясь возле машины, двое сидя внутри, развалившись в креслах. Ни Пак, ни его сотоварищи не слышали, о чем речь шла. Да и если бы слышали, навряд ли бы разобрали, что к чему, – все-таки языки за двести лет раздельной жизни существенно изменились, будто и не были родственными в приграничье.
– Щас кокну хоть одного! – не выдержал Пак.
Буба и Хреноредьев одновременно с двух сторон схватили его за руки. Пригнули к земле.
– Гляди, едрена, а то и тебя повяжем! Не шебурши!
– Да ладно! – Пак дернулся и легко высвободился.
И, по всей видимости, это резкое движение не осталось незамеченным – легкий шумок привлек внимание туристов. Они сначала насторожились. Потом те двое, что сидели внутри, вылезли, встали по бокам машины, выставили вперед трубки.
– Все! Кранты!!! – процедил Буба.
Двое остались стоять возле машины. Двое медленно, не очень уверенно, даже с опаской стали надвигаться на затаившуюся троицу. Они еще ничего не видели. Но, судя по всему, они догадывались уже, что в кустах кто-то есть – и не просто кто-то, а прячущиеся, те, кто желает остаться незамеченными… Туристы приближались, тихо, словно вслепую, ощупывая подошвами башмаков каждый сантиметр под ногами.
Пак приподнял железяку. Указательный отросток клешни лег на спусковой крюк. Надо было бить, пока туристы находились в освещенном месте, потом будет поздно! И Пак уже почти нажал на крюк, как произошло нечто совершенно непонятное…