Вот тут-то я и почувствовал коварное действие кондиционеров. Меня знобило. Болело распухшее горло. Обильный насморк был сущим наказанием для человека, не захватившего с собой носового платка. Но, понимая какую важную услугу мне оказали, выделив автомобиль, я не имел возможности отлежаться.
Водитель помог мне погрузить в кузов приборы, и, усевшись в кабине, я пытался заснуть, глядя на проносившийся мимо меня монотонный пейзаж серовато-желтых песков с тонкими стеблями выжженой растительности. Сквозняк, свистевший в щелях кабины, радовал шофера утренней прохладой, а мне казался леденящим арктическим шквалом.
Лечи простуду или не лечи, все равно на это уйдет неделя, а я хотел, чтобы это было мгновенно, как это делал Христос. Но, увы, я отлично знал, что это доступно только праведникам. Мысль о том, что я не прошу ничего особенного: ни постоянного гражданства в Царстве Небесном, ни льготную курсовку в Рай, а всего лишь пустяка, недоступного современной медицине, трансформировалась у меня в цепь рассуждений о множественности миров. Помимо нашего мира и мира Добра и Истины, где обитают праведники, должен существовать промежуточный Мир Чудес. Он подвластен праведникам, но сам по себе нейтрален по отношению к Добру и Злу. Именно в этот мир проникали маги и чернокнижники.
Автомобиль остановился. Водитель принялся уверять, что я обязательно должен посетить развалины, к которым мы подъехали. Я не хотел обижать шофера и, несмотря на головокружение, последовал за ним. Угол и часть стены у здания были разрушены и, словно в разрезе, просматривались два свода: внутренний и наружный. Шофер мне объяснил, что внутренний символизирует небо, а в пространстве между сводами обитает Аллах.
Я вошел внутрь. Свод был эллиптический, расписанный геометрическим орнаментом. Я подумал, что этот свод, может быть, и есть Мир Чудес, не связанный ни с Добром, ни со Злом. Затем я задумался о том, как древние архитекторы могли построить эллиптический свод. Неужели они знали теорию конических сечений? Потом мое внимание привлекла роспись свода.
Все знают о мистике чисел. Здесь же я увидел нечто подобное для геометрических фигур. Шестигранники, заполняющие поверхность, создавали иллюзию небесного шатра. Лучи, образованные продолжением сторон шестиугольников, ассоциировались с солнечным светом. Пересечения этих лучей образовывали шестиконечные звезды, аналогичные иудейскому щиту Давида, составленного из равносторонних треугольников. Глядя на эти звезды, я подумал о том, что треугольники – это тоже коническое сечение.
Внезапно треугольники зашевелились, и я увидел донья этих конусов. Сначала они предстали передо мной вытянутыми эллипсами. Центрами окружностей на меня смотрели вершины конусов. Это были глаза, гипнотизирующе увлекающие за собой. И я, словно кролик в пасть удаву, устремился в это неведомое пространство. Вокруг благоухал цветущий сад, журчали фонтаны. Я развалился на какой-то скамейке и запрокинул голову. Слепящее яркое солнце вдруг раздвоилось, и два светящихся круга, утончаясь, стали эллипсами, а затем опять шестиконечной звездой. Я стоял на том же месте под тем же самым сводом. Не сомневаясь в реальности происшедшего, я принялся вновь не отрываясь смотреть на эту звезду, зная, что могу проникнуть в Мир Чудес. Я гордился тем, что открыл туда путь, не связанный с понятиями Добра и Зла.
Вновь зашевелились треугольники. Но в этот раз донья конусов, приняв форму удлиненных эллипсов, засветились желтым светом, напоминая зрачки кошачьих глаз. Я чувствовал, что плыву навстречу им. Какая-то хищная нотка мелькнула в гипнотизирующем взгляде. Я попробовал затормозить, но две мохнатые лапы схватили меня и поволокли. Сильный насморк не помешал мне почувствовать смрадный запах. Передо мной появился десяток мохнатых червей. С криком: «Он не связан с Добром!» – они поволокли меня по знойной пустыне. Затем двое из них сорвали с меня одежду, а остальные, повернувшись ко мне своими отвратительными задами, нагнулись, и, подымая столбы пыли, рыли лапами яму, в которую зарыли меня по шею, и исчезли.
От неподвижности затекли руки и ноги. Мне казалось, что острые песчинки проникли в кровь, а голова, словно мяч, будто покатилась по раскаленному песку. Перед моим взором появилась кривая рогатая морда. Приговаривая: «Не связан с Добром», черт провел своей лапой по моей голове. Я почувствовал, как отвалились волосы и от жгучего солнца свежая лысина растрескалась и кровоточила.
«Хочешь пить?» – спросил меня черт и нажал мне на лоб шершавой ладонью. У меня открылся рот, а черт стал набивать его песком. Я задыхался. «У тебя нет связи с Добром», – приговаривал черт и, забив до отказа мой рот песком он принялся пальцами его утрамбовывать.