А верхом в телеге я с тех пор не езжу. Пешком-то оно полезнее.
Рассказчик умолк. Несколько минут я молча слушал потрескивание костра, шум ветра в кронах, затем задумчиво произнес:
– Неправдоподобный конец. Люди-то гибли в усадьбе, неужели только от страха?
– Вас бы туда… Зачем браконьерам брать чужую вину?
– Вероятно за длинный язык грозило худшее. А так все равно сбежали.
– Любопытно, – в глазах журналиста появился профессиональный блеск.
– Продолжаю. Если допустить реальность вампира, то ссылка на него уже Не уголовщина, а политика: религиозная агитация, антисоветчина. Следователи заподозрили бы ложь, запирательство, а значит, возможную подпольную организацию – по тем временам это самоубийство.
– Логично, – мужчина улыбнулся и потер ладони, словно включаясь в увлекательную игру. – Но если поверить в упыря, почему уцелели браконьера? Впрочем, он мог держать их для прикрытия, эдакий симбиоз. Но ведь в действительности никто из местных в усадьбе не погибал. Странный кровосос, не Правда ли?
Я засмеялся и вновь отвернулся от косматых языков пламени, отбрасывающих пляшущие тени вокруг костра.
– Цыган в своем селе не бедокурит. Тогда много шаталось беглых, переселенцев, просто нищих и бродяг. Никто их потом не искал. Гниловатские тоже не болтали лишнего – властям мужички не особо доверяют.
– Логично, – с заставшей улыбкой повторил журналист. – Значит, барин и безголовая лошадь выдумка преступников. А упырь?
– Что вы знаете о нем и почему считаете человечество уникальной формой разума? – с горечью пробормотал я. – А если когда-то существовали другие, разные и удивительные: лешие, волкодлаки, овинники, баенники, полевые… Не тупиковые, а параллельные пути развития. Где они? Изначальная малочисленность, скверная рождаемость, осиновые колы, огонь, инквизиция, стрелы со серебряными наконечниками, потом пули. Ваша проклятая привычка истреблять все иное. А ведь многие были безобидны, даже добры. Но не теперь. Уцелевшие научились жить среди людей, менять обличья, а главное – беспощадной мести, – я даже вскочил, жестикулируя. В горле клокотало, пальцы дрожали. Тысячелетняя ненависть что-нибудь да значит. Журналист тоже поднялся и растерянно развел руками. Теперь мы стояли друг против друга, глаза в глаза. Вверху, ухая, промелькнул филин, черные ели тревожно зашумели хвоей.
– Извините, коли чем обидел… Странные у вас зрачки: красные и ничего не отражают, даже огонь. И лицо… неживое.
– Мне пора, – сказал я. – Вы один?
– Да, то есть еще проводник Прохор. Пошел за валежником и сгинул. Не встречали?
– Нет. Зачем вы здесь?
– Охочусь, вспоминаю молодость. А в чем, собственно, дело?
– Вас настигло и притянуло сюда заклятье вампира. Нельзя верить ему, а вы разгромили логово, выдали помощников-браконьеров. Кстати, помните второго, оставшегося в доме? Из лошадиного переда?
– Смутно, видел мельком, – в его голосе появилась неуверенность, он шагнул к ружью, но я загородил дорогу.
– Могу его описать: хромой, рябой, шепелявит.
– Прохор! – обреченно ахнул мгновенно побледневший мужчина. – Кто вы?
– Мститель, вампир, повешенный барин. Вот и конец истории про Мертвую усадьбу. В тот раз мы, увы, разминулись, но не сейчас.
– Не в-верю, – он попятился в темноту, видно, хотел бежать, но ослабли ноги – такое часто случалось у попавших в мою ловушку жертв. С безумным видом он огляделся, увидел, как из-за дерева, жутко осклабясь, выходит Прохор с занесенным топором, споткнулся о ружье, упал, а я шагнул к нему, ощерив стремительно растущие клыки и выпуская кривые когти.
И тогда он закричал.
Рубен Таросян
Зрак Давида
Несколько лет назад я должен был проводить полевые работы в Средней Азии по договору с одной геологоразведочной экспедицией. Необходимость доставить в поле громоздкие ящики с приборами заставила меня по прибытии в поселок сразу направиться к руководству экспедицией. Жара стояла невыносимая, и поэтому в каждом из кабинетов, которые мне пришлось посетить, я садился вблизи кондиционера и не отказывался от доставаемых из холодильников прохладительных напитков. Хотя мне и говорили о трудностях с запчастями, о лимитах на горючее, но либо я смог убедить в важности своей работы, либо больно жалкий вид был у человека, измученного жарой, так, или иначе, на следующее утро мой сон в гостинице был прерван пронзительным гудком КамАЗа.