Вот и сегодня Полухин, уступив настойчивой просьбе жены, зашел после работы в рыбный магазин и купил огромную камбалу.
Когда, задерганная покупателями из очереди, продавщица вешала, чуть ли не полуметровую рыбину, та вертелась в ее руках ледяным блином. Продавщица даже изранилась – изрезала руки в кровь о плавники, как показалось всем. Успела отдать товар Полухину, и тут у нее сдали нервы. Со слезами на глазах она бросилась от прилавка и скрылась за служебной дверью.
Заведующая с пониманием отнеслась к этому недоразумению в конце смены. Нервы у всех сотрудников магазина были натянуты сегодня до предела. В этот день в магазине случилось жуткое ЧП!
Утром, когда еще не открылись двери для покупателей, в отделе мороженой рыбы раздался душераздирающий женский крик. Взорам сбежавшихся на вопли предстала ужасающая своими подробностями картина! Кричавшая лежала на разделочном столе в полуобморочном состоянии. А за холодильником все увидели – страшно даже сказать, язык каменеет! – обезображенное, изуродованное тело старушки-уборщицы. Замызганный, непонятного цвета халатик был весь изодран, залит кровью.
Мертвая лежала, скорчившись, на кафельном полу, рядом валялась ее вставная челюсть. На изуродованном лице застыл ужас, а швабра, которой несчастная мыла пол до момента совершения кошмарного злодеяния, была переломана пополам. Вызванные на место происшествия сотрудники органов милиции не скрывали своего недоумения: случай в их практике – совершенно исключительный!
Из улик удалось обнаружить лишь рыбью чешую в волосах пострадавшей. Выяснилось, что чешуя эта – чешуя рыбы камбалы…
Всего этого Полухин, конечно, не знал и удивился, глядя, как заливаясь слезами, размахивая окровавленными руками, убегает продавщица.
«Что это с ней?» – успел он подумать, забирая с прилавка небрежно завернутую в бумагу рыбину, и ужаснулся, увидав торчащую рыбью голову. На него в упор яростно смотрели два остекленевших глаза, в оскалившейся пасти – частокол зубов-гвоздей.
«Ух ты!!» – оробел Полухин. Чуть было не выронил покупку, но спохватился взял себя в руки и, качал головой, подумал: «Ну и страшилище! Такая приснится – свихнешься!»
Дома его с нетерпением ожидала жена.
– Принес? – едва открыв дверь, спросила она и захлопала от радости в ладони, увидав у Полухина огромный круглый сверток, который он, словно таз, держал за нижний край рукой, верхний – упирался ему под мышку.
– Принес, принес, котик! – улыбнулся через силу Полухин.
Сбросил пиджак, приподнял руки привычным жестом. Катя торопливо повязала мужу фартук, и каждый занялся делом по душе. Муж отправился на кухню, а жена вернулась к телефону и загрузила кабель непринужденными разговорами с подругой.
Полухин машинально развернул рыбу. Он не заметил, что голова ее приняла еще более страшный вид. Сопя и напрягаясь изо всех сил, он с остервенением пытался разрезать рыбу на куски. Но не тут-то было!
Когда, в передышке между телефонными разговорами, на кухню вошла Катя, она ужаснулась. Муж стоял, держа окровавленные руки над рыбой, и глупо улыбался, глядя, как капает кровь. Завидев жену, он повернул к ней голову и хохотнул тем неестественным смехом, который наводит страх на окружающих.
У Кати при виде крови закружилась голова. Ее даже качнуло, но, пересилив себя, она внимательно посмотрела на мужа. Тот, словно оглушенный, стоял в прежней позе, глупо и виновато улыбаясь.
– Чего-то я какой-то неуклюжий сегодня – вдруг не своим голосом проговорил он. – Глаза его испуганно бегали. – Вот нарезать хотел… – посмотрел на свои окровавленные руки, и договорил каким-то охрипшим глухим голосом: – А она кусается! – Кивнул головой в сторону рыбы и опять страшновато хохотнул.
«Что он, сдурел что ли? – подумала Катя. – Ножом обрезался, а плетет что!» – и строго сказала:
– Хватит, мужчина называется! С рыбой справиться не может! – Скривила губы в презрительной усмешке и раздраженно бросила: – Режь!
– Не-ет!!! – как под дулом револьвера, протяжно заорал в ответ Дима. – Давай не будем ее сегодня есть! – словно в горячечном бреду быстро-быстро зашептал он, умоляющими глазами глядя на жену. – Пусть, пусть полежит, оттаит совсем, – продолжал он лихорадочным шепотком, – а утром я ее – он сам, не зная почему сказал: – прирежу!.. – После этого слова он осекся, боязливо покосился на рыбину, и ему показалось, что глаза ее сверкнули яростным огнем!
Дима Полухин зажмурился, чтобы не видеть зубастого оскала и свирепых глаз, от стеклянного взгляда которых у него холодели руки. Повернулся к жене, испуганным и таинственным голосом тихо произнес, указывая боязливо на рыбу: