Примерно на середине тропы лежал человек. Он лежал на левом боку, выбросив вперед обе руки. Одежда на нем была мокрая и грязная. «Видно от самой реки полз бедняга», – в душе у Вадима шевельнулось сочувствие. Он тронул человека за плечо и тот повалился на спину, не то замычав, не то застонав. «Совсем лыка не вяжет, – юноша подхватил его под мышки и попытался приподнять. – Да это же Вешняк! – узнал он гридя с заставы. – Где же это он так нахлестался?» – рука Вадима скользнула по спине воина и он почувствовал что-то липкое. Прислонив кметя к большому валуну, Вадим поглядел на свою ладонь. «Кровь!» – вздрогнул он и снова быстро ощупал спину Вешняка. Между лопаток торчал обломок стрелы. Когда Вадим дотронулся до него, Вешняк застонал и открыл глаза. Они были мутными от боли и ничего не видели, но из запекшихся губ вылетал какой-то хрип. Вадим склонился над ним, пытаясь разобрать что-нибудь. «…Свеи… всех… посекли…» – едва уловил, – «…Воеводе…» – прохрипел Вешняк и затих.
Как взвалил гридя на себя, как обливаясь потом тащил его вверх, как протиснулся со своей ношей через узкий лаз, что говорил воеводе и невесть откуда взявшемуся Гостомыслу, Вадим не помнил. Не видел он как забегали по широкому княжьему двору отроки с факелами, поднимая всех и разнося недобрую весть. Не видел, как споро снаряжались дружинники Ярого, как открывали челядинцы Гостомысла его клети, вынося во двор щиты, кольчуги, топоры и копья. Только гул вечевого била, тревожно ухнувшего в ночи, вернул его к действительности. Тут увидел он мать Висту, которая бинтовала рану Вешняка, увидел всполохи факелов на холодной стали, услыхал топот ног в доме и на дворе, испуганное перешептывание рабынь. И тут вспомнил он о Гориславе.
– Ты куда? – крикнула ему вдогонку мать Виста. Ничего не ответив, Вадим снова побежал к реке.
Человек Хаварда прибежал, когда уже почти стемнело.
– Путь свободен, конунг! – еще издали радостно крикнул он. Тяжело протопав по еловым сходням Фудри вбежал на корабль. Люди Олава тут же взялись за дело. Одни втянули на корабль сходни, другие поднимали якоря, третьи вставляли весла в уключины. Один за другим корабли отходили от берега. Было их всего восемь.
– Что у Хаварда? – не оборачиваясь бросил конунг гонцу. Он стоял на носу «Медведя» и пристально всматривался вперед.
– Всех дозорных отправили в Хель, – широко осклабился тот.
– Сколько их было?
– Десять человек.
– Они сражались?
– Еще как! Уложили пятерых наших, не считая раненных.
– Вы напали внезапно?
– Да. Один щенок, из местных, указал нам путь к заставе.
– Где он? – конунг заинтересованно обернулся к гонцу.
– Там, у хозяина, – мотнул Фудри головой в сторону реки. Его лицо, пересеченное глубоким, косым рубцом было недовольно.
– Ты что зол на него? – удивился Олав. – Он же помог вам.
– Все равно его надо было убить, – угрюмо проворчал тот.
– Я вижу, ты не очень любишь наших друзей в этой стране.
– Да нет, – поморщился Фудри. – Я ничего не имею против предателей.
– Ладно, – согласился Олав. – Если не хочешь рассказывать, я спрошу у Заварда. Ты принес и хорошую и плохую весть, – продолжал он. – Хорошо, что с заставы никто не ушел. Значит мы нападем внезапно. Но если даже при внезапном нападении мы теряем своего воина за двух врагов – это слишком много!
– Да уж, – подтвердил Фудри, – словене не дурные воины. И многим сегодня придется пировать в чертогах Одина.
Конунг замолчал, задумавшись о чем-то своем. Фудри не стал тревожить его. Тишину сумерек нарушал только скрип уключин, да плеск воды под веслами. В том месте, где была застава ладожан, конунга ждали люди Хаварда. Под обрывом было глубоко и корабль подошел близко к берегу. Воины взошли на палубу и столпились вокруг мачты. Слева, почти к самому борту «Медведя» встал «Ворон», корабль упсальских хевдингов Эйрика и Свейна. Братья перешли на дракар Олава. Здесь же находились Хавард, Фудри и Заскульд, кормчий «Медведя». Олав оглядел собравшихся и начал:
– Удача сопутствует нам. Хавард неплохо начал. Теперь наш черед. Ты, храбрый Эйрик, с двумя кораблями нападешь на данов, – обратился конунг к старшему из братьев. – Это не легкое дело. У Рольфа из Хедебю много людей.